А был ли антагонизм? / Полемика / Люди и горы / Mountain.RU

То, что я хочу рассказать, это - мой личный опыт, мои субъективные впечатления, я не претендую ни на какое обобщение и все же.... Я считаю, что никакого противостояния и ненависти между альпинистами и горными туристами не было. Если и боролись друг с другом, то только бюрократические надстройки, чиновники от спорта, но не спортсмены. Бурное развитие спортивного туризма в СССР началось в 50-е годы. Именно тогда он разделился на виды: лыжный, пеший, водный и другие, в том числе - горный. Конечно были несчастные случаи, в частности в горах, и это нервировало соответствующие федерации, т.к. портило положительную статистику. Иногда брал верх принцип "Держать и не пущать".

Помню первый раз горный туризм официально запретили в 1962г. Это случилось в конце мая, а чуть раньше мы - тогда еще совсем молодые (25 - летние) ребята оформили маршрут похода в районе Эльбруса. Естественно, мы слыхали о запрете, но менять свои планы не стали, так как затратили уже слишком много сил на подготовку и оформление маршрута. Более того, мы решили усложнить маршрут и совершить восхождение на Эльбрус. Было это в начале июня. Как принято, вышли мы из приюта одиннадцати очень рано - в 1 час ночи и преодолели все, что надо преодолеть в таких случаях. Было это не просто и на вершине мы с моим постоянным партнером братом Владимиром даже расцеловались от избытка чувств, хотя люди мы достаточно черствые и не склонные к сентиментальности. В туре оставили записку о восхождении в честь запрещенного туризма.

Может все и прошло бы незаметно (в начале июня в горах еще зима и народу совсем мало), но утром того дня отряд школы инструкторов альпинизма совершал плановый поход к ледовой базе под приютом одиннадцати. Часов в семь - восемь утра они увидели на предвершинном гребне Эльбруса две движущиеся точки. По рации было передано сообщение в альплагерь Адылсу, была поднята тревога и объявлена подготовка спасательных работ. Через час, когда будущие инструкторы и их руководитель увидали нас, спускающихся с Эльбруса, тревога была отменена.

Но на следующий день, когда мы на обратном пути с Эльбруса зашли в лагерь отметить свой маршрутный лист, нас встретила рассерженная (мягко говоря) администрация лагеря. Что было, помню довольно смутно. Нас ругали, а мы были смущены и не очень понимали, почему они сердятся. Нас переполняла радость за то, что мы покорили вершину, и эту радость не могли подавить ругань и хула чиновников.

Мы с готовностью отдали свою маршрутную книжку. А когда, примерно через час наши критики иссякли и отпустили нас, к нам подошли и отозвали в сторону два человека, которые с интересом и участием, по человечески расспросили нас, как там все было наверху, какая погода, много ли еще снега, состояние льда и т.д. Это были: великий альпинист Иосиф Кахиани, первопроходец многих сложных маршрутов в горах, и тогда еще совсем молодой, будущий "тигр скал", многократный чемпион Советского Союза по скалолазанию Михаил Хергиани. На прощанье мы обнялись и обменялись крепкими рукопожатиями.

Вот и судите, было ли противостояние и, если было, то между кем. Нашу маршрутную книжку с соответствующими резолюциями переправили в Ленинград. Не реагировать на грозные резолюции было нельзя и тогда меня первый раз дисквалифицировали. Спортивную карьеру пришлось начинать с начала и так было не один раз и до получения мастерского звания и после. Со многими классными альпинистами был я знаком, и со всеми был в прекрасных отношениях. Иван Шестипалов и Борис Кораблин - мои первые тренеры, да и вся команда Кораблина, сборная Ленинграда и чемпион Союза в шестидесятых годах по скалолазанию состояла из близких мне товарищей, а с некоторыми я регулярно встречаюсь до сих пор.

Помню, как консультировали нас по будущим маршрутам великолепные альпинисты Иван Башмаков и Гурий Чуновкин,а так же патриарх альпинизма Евгений Белецкий, как встречались мы в горах с Джоном Хантом - великим организатором гималайских экспедиций англичан, как гостеприимно принимал нас Юрий Машков на поляне Сулоева под пиком Коммунизма с традиционными соревнованиями в баскетболе и автографами в книге посетителей поляны. И никакого противостояния!

Наверное возникает вопрос, почему я не пошел в альпинизм? А дело в том, что я пошел туда и прекрасно там прижился. Ездил сначала в лагерь на смену, потом на более длительные сборы, выполнял разрядные нормы. Была хорошая компания, замечательные перспективы. Но потом начались какие-то многомесячные испытания приборов в степях Казахстана, диссертация, другая производственная суета. Надо было выбирать между работой и спортом. Я выбрал работу и отстал от компании.

Но не отстал от спорта. Оказалось, что на вершины можно ходить и без профсоюзной путевки, а зимой горы еще круче, чем летом и народу в них - никого. Именно через зимние горные маршруты я пришел к высотным восхождениям, потому что на высоте всегда зима. Думаю, что такое случалось и со многими другими любителями гор.

На пике Ленина
(с) Фото Максима Маланчука

Воображение будоражили подвиги самодеятельных групп. Александр Дедов добровольно забрался в естественную ловушку - долину Северного Инылчека, закупоренную снизу непроходимым озером Мерцбахера, и вырвался из этой ловушки конечно не без помощи счастливого случая. Бритаров с компанией совершил первое самодеятельное восхождение на семитысячник - пик Ленина. Братья Колюбакины покоряли просторы арктики на Земле Франца Иосифа. Первое сольное восхождение совершил Завьялов, который обошел все погранзаставы, забрался на пик Победы, снял с вершины китайский флаг и, обернувшись им, спустился вниз и сдался пограничникам.

Не отставали и женщины. Елена Павлицкая первая из самодеятельных восходителей побывала на семитысячнике - пике Е. Корженевской. Блистала здоровьем Галина Горохова, коронным номером которой было попадать в призеры мужских лыжных марафонов. Все сложилось само собой.

Образовался круг единомышленников. Мы постепенно сближались, схаживались, выверяли стратегию и тактику действий в экстремальных ситуациях, принципы поведения в горах. Одним из главных принципов был - не мешать альпинерам (такой у нас был жаргон) делать свое важное государственное дело. Хотя мы и не одобряли, выражаясь современным языком, желание некоторых господ приватизировать горные вершины или, скажем Главный Кавказский хребет, тем не менее мы заранее узнавали планы федерации альпинизма на сезон, коррелировали с ними свои планы, выбирали наиболее глухие и трудно доступные районы.

Другим важным принципом был принцип взаимопомощи при авариях. Сейчас мне уже трудно припомнить, сколько раз участвовал я в спасательных работах. С уверенностью могу сказать, что это были не разы, а десятки раз.

Из "громких" случаев помню работы по эвакуации академика Рэма Хохлова с Памирского фирнового плато, когда заслуженный летчик Таджикистана Сергей Иванов "раздел" свой вертолет МИ 4 (снял с него все стенки, оставил внизу все, что можно), поднял вертолет в воздух и посадил на плато высотой 6000 метров для эвакуации больного. Помню в один из сезонов в середине шестидесятых годов произошло несколько землетрясений на Кавказе и камнепады и лавины вызвали сразу много аварий в горах и мы практически все свое время в горах занимались спасательными работами. Должен сказать, что слишком частые "спасаловки" травмируют и загрубляют душу. Потом много месяцев отходишь от тягостных впечатлений.

Бывало, что и мы попадали в лапы стихии. Помню, как в межсезонье 1975г. (на майские праздники) мы взошли на Казбек и там нас застала пурга. Мы не нашли свою палатку, три дня бродили по склонам, ледникам и скалам практически на ощупь, не ели, не пили, не спали. (См. "В плену у пропасти", журнал "Турист" №6, 1976г.) Когда все таки спустились в неизвестное нам село и зашли в первый обитаемый дом, то попали в руки грузинских спасателей, которые искали и никак не могли найти пропавших в непогоду альпинистов из Подмосковья.

Мы для них были как манна небесная, как счастливый случай, оправдывающий предыдущие неудачи. У нас тут же отобрали паспорта и на следующий день отпустили без паспортов на все четыре стороны. Потом в какие только инстанции не писал я из Ленинграда в Грузию прошения о возврате паспорта - он как в воду канул. Пришлось оформлять дубликат. Но я не в обиде. Спасателям тоже надо зарабатывать на жизнь, а советские паспорта были, видимо, в цене у контрабандистов или еще кому нибудь понадобились. Пусть им сопутствует удача, как и нам в те майские праздники. Главное - никакого противостояния с альпинистами.

Были, конечно, и собственные аварийные работы. Запомнился случай, когда после десятидневного траверса в районе хребта Петра первого, очень тяжелого физически (большая высота и тяжелые рюкзаки в начале маршрута) Рудольф Никаноров почувствовал, что одна брючина стала ему узка. У него оказалось рожистое воспаление. Затаившаяся внутри инфекция дождалась своего часа, когда организм был ослаблен перегрузками. Это мы узнали много позже, а тогда видели только сильно распухшую ногу. Высокая температура, слабость. И, хотя вел себя Рудольф очень мужественно, никакие инъекции, антибиотики не помогали, его пришлось нести на носилках. На второй день такого передвижения мы нашли горизонтальную площадку примерно 10 на 10 метров, куда посчитали возможным посадить вертолет.

Александр Дедов и я побежали на поляну Сулоева, где работала Таджикская биологическая экспедиция и была связь с большой землей. Бежали по леднику Фортамбек весь вечер до темноты и утро третьего дня с раннего рассвета. Часов в 9 утра увидали в небе вертолет, явно летевший в экспедицию. Взвинтили темп бега до спринтерского и через часа полтора взмыленные появились на поляне экспедиции, когда вертолет уже собирался, но еще не успел улететь. Скоротечные переговоры с альпинистами, летчиками и большой землей и в 11 часов Александр уже улетает в Джиргиталь за санитарной авиацией, а я должен вернуться и организовать подготовку площадки для приема санитарного вертолета.

Отдохнув минут пятнадцать, я отправляюсь в обратный путь и начинаю познавать особенности сольных маршрутов. Любое препятствие становится проблемой. Вот ручей, который два часа назад мы перепрыгнули по камням, не обратив особого внимания. Теперь я стою в нерешительности. У ног бешено ревет вода. Если поскользнуться на камнях, то поток вряд ли выпустит из своих объятий. Метрах в пятидесяти внизу он уходит в ледяную пещеру под Фортамбек. Там меня уж точно никто и никогда не найдет и не узнает, "где могилка моя". Наконец собираюсь с духом и делаю четыре точных прыжка по камням. Слава богу пронесло!

И так во всем. Некому посмотреть на тебя, не говоря уже о том, чтобы подстраховать. Крики галок над головой кажутся зловещими. Начинаешь понимать Месснера, великого соло - восходителя, когда он утверждает, что все время в процессе восхождения думает о смерти. Сил остается все меньше, а конца пути все нет. Наконец уже в полной темноте вижу мерцание фонаря. Это мне сигналят, чтоб не проскочил мимо. На четвереньках вылезаю на морену, говорю, что надо очистить площадку от камней, отметить яркими куртками, выпиваю кружку чая и отрубаюсь напрочь.

Утром не могу вспомнить, как оказался раздетым в спальнике. Тем не менее все уже работают, растаскивают камни с середины площадки. Идет четвертый день болезни Рудольфа.

В середине дня в небе появляется маленький вертолет (МИ 4). Сперва он пролетает мимо, потом, видимо заметив яркие куртки, начинает кружить над нами, и наконец, как коршун, падает вниз точно на площадку. И вот уже Рудольф машет из иллюминатора рукой на прощанье, Елена Павлицкая, наш постоянный доктор, летит сопровождать его до больницы, и мы видим, как вертолет разгоняется на короткой взлетной полосе, спрыгивает в пропасть у конца площадки и уже в процессе падения набирает скорость, выравнивается и берет курс на Джиргиталь.

На леднике
(с) Фото Максима Кострова

Великое достижение социализма - бесплатная медицинская помощь! И мы пользуемся этим завоеванием трудящихся на всю катушку. Никаких спасательных работ, только санитарная авиация - это наш принцип, еще один. Так было. Сейчас этот принцип, наверное уже не работает, а жаль! Когда через день мы появились на поляне Сулоева всей компанией, нас уже принимали, как родных. Правда на пик Коммунизма в тот год мы уже не попали - не хватило ресурсов (времени, продуктов и т.д.), но разведали Памирское фирновое плато, и даже взошли на пик Куйбышева, под которым мы ночевали. Навсегда в памяти осталась картина следующего утра, как за спиной золотом горит на рассвете пик Коммунизма, а впереди - новые вершины... и никакого противостояния!

Интересный вопрос, почему ничего похожего на самодеятельный туризм нет в других странах? Думаю, что это явление чисто наше, национальное, обусловленное бескрайними просторами Родины и уровнем жизни в шестидесятые и семидесятые годы, когда все было доступно большинству населения: транспорт, , продукты питания, снаряжение (при соответствующих усилиях). В 1999г. брат Владимир навестил в США своего сына Алексея Беспальчикова, работающего там по контракту. По старой российской традиции они полезли на одну из вершин Аполачского хребта. Но при этом у подножия их разместили на заранее подготовленной и оборудованной площадке, а на вершине после восхождения они обнаружили кафе с магазином и музеем. В этом и состоит разница.

Что же касается недостаточной опрятности некоторых путешественников, то это - вопрос культуры и воспитанности человека, вопрос уважения к окружающим и в первую очередь к самому себе. Тоже самое можно говорить об отдельных стычках альпинистов и туристов. Это как в коммунальной квартире бывают склочные отношения, а бывают и сердечные. Не стоит из этого делать какие то выводы и обобщения. Хотя бесспорно, в конце шестидесятых и в семидесятых годах туризм явно деградировал за счет разъедания его так называемым массовым туризмом с его походами выходного дня, превращавшимися в большие пьянки. Но это не имеет никакого отношения к серьезным маршрутам и восхождениям.

Что же тянуло нас в горы? Вопрос банальный. Что ответить, не знаю. Думаю, что главным было, как обычно, стремление к самоутверждению. Может быть комплекс неполноценности (я низкорослый, далеко не породистый и совсем не красивый). А может и влияние друзей и того же брата. Прекрасно иметь такого партнера, который близок к тебе по физическим данным (мы с ним - близнецы).

У него видимо тоже комплекс неполноценности. До сих пор. Уже далеко за шестьдесят, а он регулярно участвует в соревнованиях. Многократный чемпион города по полиатлону в своей, конечно, возрастной категории. Участник первенства России, этапов кубка мира и т.д. Это конечно влияние компании таких же фанатиков здорового образа жизни. Их принцип: "главное не победить соперника, а пережить его". Нормальные люди так себя не ведут.

А в те времена мы очень много были вместе в горах и порознь даже чувствовали себя не очень комфортно. В июле 1972г. у меня родился первый сын, которого я для гармонии с первой дочкой Маней хотел назвать Ваней. Но брат был в горах и от него не было вестей, хотя все сроки уже прошли. Мы думали, что он погиб. И в память о брате я назвал сына Владимиром. Тревога оказалась ложной, а сын, Владимир Баранов сейчас - зрелый спортсмен, инструктор альпинизма, спасатель в службе спасения 911. Что это? Тоже комплекс неполноценности? Или гены давят, наследственная патология? А может просто зов души, продолжение традиций? Как говорят, живое дело не умрет.

И наконец несколько слов о снаряжении. Пусть кому то нравятся, а кому то не нравятся капроновые анараки. Это не имеет отношения к существу дела. Евгений Абалаков, впервые в тридцатых годах покоривший пик Сталина (Коммунизма), шел на него в брезентовой штормовке. Это не умаляет величие его подвига. А Владимир Баранов уже скептически относится к пуховому снаряжению, которым так восхищались мы в семидесятые годы. Нынешние альпинисты предпочитают одевать флисовые рубашки, которые легче, теплее и удобнее пуховок. И это совершенно ничего не значит, кроме того, что появляются новые, более высокие технологии производства снаряжения.

Каждый имеет право на собственное мнение, на собственный путь по Земле. Невозможно всех причесать под одну гребенку. Что было, то было. Это уже история и ее не изменишь. С расстояния своего возраста утверждаю, что не было противостояния между спортсменами, по крайней мере между сильными спортсменами. Уверен: чем сильнее, тем добрее, великодушнее и терпимее человек к окружающим. И только такие люди достойны испытать чувство робости и уважения к покоренной вершине. Как сказала поэтесса Л. Васильева "Чтобы робеть над безднами, нужно достичь вершин!" Жизнь продолжается и давайте жить дружно!