Пишите в ФОРУМ на Mountain.RU

Автор: Е.В.Буянов, г. Санкт-Петербург

Срыв!..
"А сколько он падал?..."

(Размышления о природе срыва)

Мастер спорта Игорь Чашников сорвался и погиб на стене Шхельды в 1939 году, а нашли и похоронили его спустя 26 лет (этот срок почти точно равен его возрасту в момент гибели).

Это был сильный спортсмен, — не только альпинист, но и горнолыжник, прыгун с трамплина. И в этом роковом срыве он не падал, а красиво летел, как прыгун, планируя над заснеженными скалами, и потому полет был дальним, — не менее чем на триста метров
(“... А сколько он падал? — Там метров пятьсот...” — Юрий .Визбор, строки из песни “Ну вот и поминки за нашим столом... “). Единственным свидетелем являлся его напарник по связке Вадим Медведев, который в бессильном отчаянии провожал друга взглядом в последний путь. Наконец, уже совсем крошечная фигурка Игоря с огромной скоростью ударилась о скалы и исчезла среди них, как маленькая песчинка...

Вадим остался один на стене, и никто не мог подстраховать его, помочь и поддержать в борьбе на одной из самых легендарных и крутых вершин Кавказа. Он продолжил спуск, используя свою толстую, мохнатую пеньковую веревку и сизалевый репшнур для ее продергивания (такое тогда было снаряжение, молодежь наша отважная!). “Дюльфер” за “дюльфером” вниз, вниз, вниз... И казалось, не будет конца этим спускам, звону крючьев, продергиванию веревки, пронзительному холоду вершины-убийцы и пурге, в которой тонула вся отвесная стена и горы вокруг. Конечно, психологически он был тяжело травмирован смертью товарища по связке, и понимал, что малейшая ошибка на каждом шаге будет последней... Он выложил все душевные, и физические силы, заставив кровоточащую душу сражаться, держаться за последний шанс все-таки устоять в этой борьбе... Спасатели нашли его лежащим внизу, под основанием стены, в снегу, без сознания. Хватило сил пройти стену, но когда она осталась вверху, силы оставили восходителя. Насколько тяжелы и опасны подобные “соло-спуски” говорит хотя бы такой факт: после срыва и гибели Михаила Хергиани его напарник В.Онищенко не стал спускаться со стены Су-Альто, а дождался прихода спасателей (его сняли сверху). Конечно, условия этих восхождений были во многом очень разными (прежде всего в части возможностей спасения, наличия для этого снаряжения), но ситуации в целом после срывов в чем-то сходными, особенно в части психологических травм. И Хергиани, как Чашников, даже после срыва продолжал бороться, падая в группировке...

“Русский в одиночку сумел спуститься по стене Шхельды!...”, — написали как сенсацию некоторые альпинистские журналы даже за океаном, корреспонденты которых узнали об этом случае.

А тело Игоря спустя много лет нашли на леднике Шхельды и однозначно опознали по личным предметам (хотя одна рука и голова не сохранились). Родные и друзья бережно похоронили останки под мраморной доской там, на повороте ущелья Шхельды к леднику Ах-Су (примерно оттуда и сделан в 1974 г. приведенный здесь снимок).

Как же он сорвался? Вадим рассказал, что на одном из спусков Игорю не хватило длины основной веревки для выхода на очередную полочку скал, и потому скомандовал партнеру: “Перехожу на репшнур!”. Он решил спуститься чуть ниже, удерживаясь рукой за конец репшнура, более длинного, чем основная веревка. Но тонкий репшнур предательски заскользил в руке, а схватывающий узел Игорь не завязал (впрочем, схватывающий узел на репшнуре тоже не удержал бы...). Понадеялся на свои силы и опыт. Современных тормозных устройств тогда еще не было, спускались или классическим “дюльфером”, или способом “карабин-плечо”... В общем, вроде бы маленькая небрежность. А если приглядеться, то наслоение недоработок: репшнур (а не толстая веревка), удержание репшнура рукой без дополнительных охватов, отсутствие “пруссика” и, видимо, резкое нагружение. Расчет только на свою физическую силу, не увеличенную снаряжением и приемами. Возможно, здесь сыграли свою роковую роль такие факторы, как малая жесткость длинного конца тонкой веревки, ее большой ход под нагрузкой, резкий рывок нагрузки, намокание репшнура... Свой вес Игорь смог бы удержать, а вот резкий динамический рывок после провала на глубину нескольких метров, оказался не по силам. Вадим с ужасом увидел, как репшнур заскользил в руках партнера, тот разогнался в падении и не смог удержаться даже за концевой узел...

Историю эту я услышал еще в юности, в 60-е годы, вскоре после того, как Игоря нашли на леднике. Рассказал мне ее другой Игорь, — Игорь Павлович Адамов, старинный друг моего отца. Адамов хорошо знал Чашникова и Медведева, и давал показания для опознания спустя 26 лет после трагедии (сам Медведев до этого времени не дожил, и, кажется, погиб на войне в 1942-м, но это не могу утверждать точно). Почти одновременно с Чашниковым поблизости, на Бжедухе, в результате срыва разбилась связка альпинистов. И как результат этих и еще нескольких аварий родилась песня со строчками “... шли вчетвером они по гребню Шхельды,,,”. Эту трагическую песню пели альпинисты и у военных костров Великой Отечественной, и в послевоенные годы...

По известной статистике прошлых лет аварии в результате срывов на крутых склонах в альпинизме и горном туризме обычно держали печальное “первенство”, составляя примерно 20-30% от всех несчастных случаев и превышая тот же показатель для других значимых причин аварий, таких как камнепады, лавины, высота и непогода (переохлаждение, заболевания), горные реки (переправы) и селевые потоки, удары молнии, падения в ледовые трещины (последнее - тоже срывы, но выделяемые в отдельную специфичную группу).

У меня в походной практике было несколько случаев срывов, но как достаточно опасный вспоминается только один (срывы в ледовые трещины здесь не учитываю, — о них написал в статье “Трещины!”). Случилось это на Памиро-Алае, в 1983 году. Здесь тоже участник М., находящийся вне моего поля зрения руководителя (хотя и с меня, конечно, тоже нельзя снять часть вины) допустил целый “букет” нарушений и сорвался на снежно-ледовом склоне крутизной около 40 градусов. Он совершенно неправильно выполнил закрепление веревки на ледорубе (хотя надо было закрепить на скале или на ледобуре), выбрал как нарочно самый короткий айсбайль с очень скользкой рукояткой, забил его в неуплотненный снег и резко нагрузил веревкой не вниз, а более вверх. Айсбайль вылетел “как морковка”, и М. опрокинулся и заскользил вниз на спутавшейся веревке, отчаянно пытаясь затормозить ногами и руками. Все окончилось относительно благополучно: его вынесло на снежный мост, перебросило через неширокий бергшрунд и ударило о мягкую снежную подушку на пологой части ледового уступа. Отделался, видимо, легким сотрясением мозга (вечером у него сильно болела голова). Часть группы пыталась все “замять по-тихому”, поскольку я происшествие не наблюдал, занятый наверху напряженной работой, но потом на разборе все открылось...

Всегда ли срыв является следствием грубых, “больших” ошибок или же комплекса, наслоения нескольких (пусть менее “грубых” и явных)? Да, очень часто это так, но... Мне кажется, что когда возникает сама опасность срыва с тяжелыми последствиями, когда человек находится в зоне повышенного риска, даже небольшая с виду причина способна “стряхнуть” его в пропасть, если он лишен защиты в виде страховки или самостраховки. Так что отсутствие мер безопасности на потенциально опасном участке уже само по себе является такой “крупной” ошибкой, которая может “наделать дел” и лечь “тяжелым слагаемым” аварии. Конечно, комплекс мер безопасности весьма различен для групп разного состава: группа с сильной подготовкой может “проскочить участок” достаточно надежно там, где для более слабой повышенные меры безопасности просто необходимы. Конечно, в начале похода или сбора альпинистов участники и группа являются существенно более “слабыми”, чем “в пике формы”, поскольку необходима адаптация к рельефу, техническая и физическая “раскачка” на простых препятствиях перед более сложными. А в конце похода или сложного восхождения может быть опасно преждевременное психологическое расслабление в совокупности с моральным и физическим переутомлением. На такого рода “неровностях” в начале и в конце походов и сборов происходит немалое количество несчастных случаев.

...Вспоминаются печальные похороны на турбазе “Терскол” летом 1970 года. Хоронили молодого парня - участника сборной команды Грузии по альпинизму, сорвавшегося на стене Кюкюртлю (она на западном склоне Эльбруса). Он падал метров на 60. Это не 600, но на 20 этажей, вполне достаточно... А почему? По простой причине: страховочную веревку пристегнул не к обвязке, а к лямке рюкзака. Ведь очевидное, грубейшее техническое нарушение! И сам пропустил, и товарищи вовремя “не дали по лбу” за это. Понадеялся и... При срыве рюкзак остался на веревке, а его “вытряхнуло” из лямок вниз...

На мой взгляд и по моему личному опыту главными причинами срывов являются прежде всего недостатки в обучении, технические ошибки (включая недостатки снаряжения, откровенно небрежное передвижение по рельефу, пренебрежение страховкой) и причины психологического плана: расслабление, психическое и физическое утомление, отсутствие должного внимания на переходах рельефа, инерция мышления и действий. Тактические ошибки и объективные факторы, конечно, тоже могут в отдельных случаях способствовать срывам участников, но их “удельный вес” в этой “стихии” меньше и обычно сказывается в тех случаях, когда срывы вызваны и другими факторами опасности (камнепадами, лавинами, трещинами, реками...). Срыв в “чистом виде” обычно случается тогда, когда человек допускает сразу несколько ошибок (“ляпов”): расслабляется, отвлекается, начинает игнорировать опасность крутизны, допускает нарушения и недоработки технических приемов. Потеря внимательности и осторожности, недооценки или недопонимания опасности, — плохо видимые глубинные факторы срыва. Они могут быть связаны с угнетенным состоянием психики, плохим самочувствием, усталостью, болезнью. Когда человек работает аккуратно, вдумчиво и собранно, вероятность срыва невелика, так же как не очень велика опасность при срыве (его удается прервать). Конечно, правильная оценка своих сил и сил своих партнеров и правильный выбор по своим силам — это тоже те тактические факторы, которые существенно уменьшают вероятность срыва.

Когда человек плохо обучен, не готов предпринять правильные действия, даже опасность срыва может повергнуть его в панику, в шок. Это надо понять и не осуждать.

Срыв очень опасен, когда к нему не подготовлен технически и психологически.

Плохое снаряжение (техническое оснащение) — один из источников срыва и тяжелых последствий при срыве. Плохие, неудобные ботинки со стертой подошвой — опасный источник срыва. Плохо забитый или дефектный крюк или веревка с дефектом — верные источники опасных последствий срыва. Очень опасным источником срыва являются плохие крепления кошек (или просто плохие кошки). Причиной срыва на высоте может быть развязавшийся шнурок, — о таком случае упоминает Мартынов в книге “Промышленный альпинизм. Промальп” (Шнурочек?!... этакая “мелочь”?..).

Известный альпинист Олег Борисенок мне рассказал о случае, когда он чуть не сорвался на ледовом склоне, ощутив вдруг в последний миг перед срывом, что крепление кошки на очередном шаге расстегнулось. Его спас отчаянный прыжок в сторону небольшого снежника с опорой на другую ногу с целой кошкой. В прыжке удалось сгруппироваться и при падении на снежник сразу же врубиться в него клювом ледоруба. Зацепиться за голый лед при срыве на такой крутизне было бы невозможно.

Небрежное исполнение технического приема, прежде всего неумелая, небрежная ходьба — опасный источник срыва. “Лишние” мысли, отвлеченное внимание — источники срыва. Детское баловство, бравада, лихачество (демонстрация “крутости”, а точнее, лихачества) — источники срыва.

Плохая физическая подготовка - тоже возможный источник срыва и травм: уверен, что из-за слабости мышц и связок разбилось немало восходителей, так и не поняв причин падения. Плохая координация - возможный источник срыва...

Надо сказать, что и возможности страховки всегда надо оценивать реально. Случается, самая надежная страховка не обеспечивает безопасности. Участника могут надежно удержать, но в случае падения на большую глубину он может получить смертельные травмы от ударов о скалы или от самого рывка страховочной веревки. Падение на большую глубину всегда опасно. Так, при переломе тазобедреных костей (после сильного удара “пятой точкой”) даже в городских условиях трое из пяти умирают от потери крови (чего же говорить о статистике для гор!). Многие ли об этом помнят, залезая на дерево, развалины или лазая по скалам и развалинам без страховки? Или равнодушно проходя мимо лазающих мальчишек...

В юности я видел в альпинистах беззаветных героев, людей высочайшей отваги и мужества. И это было безусловно так по отношению к лучшим. Но все ли были такими? Конечно, не все. Как-то знакомая альпинистка Лида Боревич рассказала мне об одном своем восхождении, наверно, одном из самых опасных. После него она спустилась в лагерь, психологически измотанная до предела. Ее партнер дважды срывался (второй раз он ее в падении чуть не сбил), и на восхождении демонстрировал такую “технику” передвижения (на “корячках”, на рантах кошек и т.п.) что она страховала с ужасом в глазах и ощущением, что он ее “подставляет” под удар на каждом шаге. А сама поднималась, понимая, что при срыве он ее наверняка не сумеет удержать. Тот явно не был подготовлен для восхождений подобного уровня (хотя формально и имел по документам необходимый опыт). Конечно, на этом их совместные восхождения были закончены. Еще правильнее было прервать восхождение уже после первого срыва. Господи избави от таких “друзей” и пошли на них дисквалификацию, как великое благо! Если видите, что партнер явно “проваливается”, найдите силы и мужество сразу же и благополучно “спустить его на землю”, отдать “на благостное растерзание” нач-спасу и нач-учу для его же пользы. Восхождение — “действо”, а не прохиндейство...

Срыв может произойти в результате одной грубой ошибки, отказа снаряжения. Но может быть и следствием ряда мелких “проколов” в работе. Да, “большой”, роковой срыв неумолимо происходит в результате серии маленьких “срывов”, подчас незаметных. Тот, кто прощает себе ошибки и позволяет им повторяться и складываться, обреченно несется к краю обрыва.

Срыв приводит к роковым последствиям, если его не остановить сразу решительными действиями, в начальный момент набора скорости. Скорость — источник опасных нагрузок при срыве. Набирать скорость в падении нельзя, поскольку она вызовет удар, а что такое удар о препятствие? Удар это большой импульс ускорения, а потому и действующих на человека сил. Эти силы ломают все: и кости, и внутренние органы, вызывая тяжелейшие травмы с летальным исходом... Известно немало случаев, когда, не удержавшись в начальный момент падения, считая срыв “неопасным” и даже просто из возникшего вдруг желания “прокатиться”, участник набирал скорость и уже не мог ничего сделать для остановки опасного падения. Так, в результате срыва на снежном склоне ниже перевала Курай-Шапак (Памир, 1990) участница похода получила смертельную черепно-мозговую травму, когда ее с крутого снежника на большой скорости вынесло на камни осыпи. Известны случаи, когда таким же образом “уезжали” под ледник (в рандклюфт, в бергшрунд, в краевые трещины) так, что “достать” человека оттуда живым уже было невозможно и обычно гибель происходила сразу, но в отдельных случаях из-за невозможности оказать пострадавшему быструю помощь. Физическая сущность страховки состоит в том, чтобы остановить падение человека при срыве таким образом, чтобы вызванные этой остановкой нагрузки не привели к тяжелым травмам. Т.е. она состоит в уменьшении действующих на человека нагрузок при срыве до безопасных пределов (до таких нагрузок, которые не представляют опасности для жизни и здоровья): очень короткий удар с большим ускорением надо “растянуть” на удар с большой длительностью, но с ускорением существенно меньшим. И выполнить это тем легче, чем меньше набранная скорость, - тем меньше требуемый для остановки импульс ускорения.

Срыв опасен еще и тем, что при падении вы можете сбить партнера (в том числе и того, который должен вас удержать), и это еще более усугубит тяжесть ситуации. Вот такие ситуации надо стараться предотвратить не только технически, но и тактически правильным выбором маршрута, смещением и уходом в сторону от возможных мест падения при срыве на страховку. И, конечно, работа на страховке требует постоянного внимания и готовности “принять удар”.

...Татьяна, руководитель похода (весьма опытная туристка и альпинистка), стояла на страховке, но в момент срыва партнера отвлеклась, наблюдая за движением группы. Партнер молча заскользил по склону, не предупреждая напарницу, и без эффективных действий по самозадержанию. Когда он “просвистел” мимо Татьяны, она уже не успела среагировать, и рывок страховочной веревки сорвал ее с пункта страховки. В результате падения связка провалилась в бергшрунд, и каждый получил по перелому: партнер сломал голеностоп, а Татьяна руку (перевал Мосота, Дигория, Ц.Кавказ, 1983).

Выводы очевидны: на страховке нельзя отвлекаться, надо всегда видеть охраняемого вами партнера хотя бы краем глаза (как всегда должен видеть дорогу на ходу водитель машины). А уж если вы сорвались на страховке, надо сразу же предупредить партнеров криком: “Срыв!” Это “тот случай”, когда кричать “полезно”, а “думать” — вредно!

Я считаю такой тезис совершенно неверным: да, десятки лет альпинист или турист может ходить в горы без срывов (честь и хвала за это!), но это обстоятельство вовсе не освобождает от необходимости применять средства страховки: на то страховка и существует, чтобы защитить человека в критический момент, пусть даже такой момент произойдет раз в жизни (а может и не произойти вовсе). Жизнь — одна, “пойми до дна”. А амортизаторы имеют свою нишу применения, — об этом свидетельствует и наш и иностранный опыт альпинизма и промальпа (промышленного альпинизма). Особенно они нужны, конечно, при восхождениях “соло” (в одиночку). “Соло” без амортизатора это нонсенс. Такие восхождения реально доступны только альпинистам высшей квалификации, да и то только после специального обучения и с использованием связи. “Соло” же даже на несложных маршрутах в горах без связи и наблюдателя всегда связаны с неоправданным риском (поскольку человек на горном рельефе всегда может получить травму и потерять подвижность в условиях, когда ему необходима срочная помощь).

Без срывов на потенциально опасном рельефе может ходить в горах только достаточно обученный участник. А до того, как он обучился, ему можно разрешать ходить по склонам, где срыв не приведет к трагическим последствиям. Поэтому первое “лекарство” от срыва — это обучение правильному движению и действиям по самозадержанию на рельефе. Сначала личным, а потом и групповым, — и теории, и практике. Можно десять раз хорошо объяснить, но практически новички еще ничего сделать не сумеют, пока не “покувыркаются” на склоне. Конечно, в начале похода с новичками надо использовать все возможности для тренировки на снежном склоне с безопасным выкатом. А перед этим научить правильно держать ледоруб, альпеншток, лыжные палки и пользоваться ими для сохранения равновесия и при падении (опытный турист должен владеть всем арсеналом и всеми этими техническими средствами). Система обучения, принятая в альплагерях, достаточно хорошо подготавливала технически к передвижениям по склонам. Примерно такого же результата удавалось достичь и при целенаправленном обучении туристов в организованных лагерях турклубов (например, наш Петроградский клуб туристов проводил традиционное обучение в своем лагере “Гвандра”). Но вот если такого обучения не было, то пробелы в подготовке надо целенаправленно удалять в ходе самого спортивного похода, проводя обучение на “акклиматизационной раскачке” группы в первую неделю путешествия. Надо спланировать и “отдать” на это часть походного времени. Иначе...

“Таня падала, как деревянный Буратино: мелькали руки, ноги, ее “покатило” по снежному склону кубарем, закрутив вокруг рюкзака, Вместо того, чтобы жестко вцепиться в ледоруб руками и превратиться в жесткую “корягу”, которая тут же остановится на этом некрутом снежнике, она ледоруб потеряла и расслаблено падала по воле ретивого своего заплечного груза. Но рюкзак в конце концов сорвался, укатился вниз, и тогда она остановилась, встала и... растерянно улыбнулась, “веселичка” (чего не простишь в походе девушке веселой, здоровой и красивой!). А мне пришлось усмехнуться горько: не доучил ведь девочку! А значит, наверно, и всех остальных. Потому на ближайшем же снежнике провел занятие по самозадержанию. Хороший руководитель должен, конечно, свою группу знать, как себя! К сожалению, “хорошим” руководитель становится не сразу, это сложный процесс, на котором “достается” всякое и многое...” (Архыз, 1987). И вспомнились более ранние случаи с новичками, из которых не извлек должных уроков.

Этот парень казался физически очень “мощным”, и такой “расхлябанности” я от него никак не ожидал. При спуске нашей плановой группы с Донгуз-Оруна (1970) он внезапно шлепнулся на снежник и резво заскользил на “пятой точке” вниз. Наш инструктор, Вячеслав Иванович, резко бросился наперерез и как-то сумел его остановить, просто вцепившись в него рукой и затормозив ногами и ледорубом. Нечто похожее случилось и со мной спустя девять лет, когда руководя “единичкой” в Архызе, пришлось “ловить” свою участницу на снежнике. Остановиться удалось после небольшого “диалога” в совместном скольжении, — сумел ей объяснить, что главное, что от нее требуется, — это зацепиться за меня руками (после чего мои руки освободились для зарубания). Порой совсем некрутой для опытного участника снежник для неподготовленного новичка становится опасным из-за возможности срыва. Необученный человек просто не знает, что в этом случае делать. Для начинающего новичка опасен каждый снежник, на котором можно “поехать” с набором скорости. Некоторые новички очень быстро обучаются ходьбе по снегу и осыпям. А некоторые... Та моя участница, Лена, поначалу падала даже на совершенно пологом снежнике, с которого соскользнуть было просто невозможно. Но постепенно научилась.

Должен сказать, что человеку, который никогда серьезно не срывался, очень непросто понять партнера, прошедшего через такое испытание. Оценка уровня опасности у них может быть совершенно разная, хотя они могли находится совсем рядом, в одних условиях. Такая ситуация может быть причиной серьезного конфликта в группе. Да, тот, кто сорвался (особенно вот здесь и сейчас), зачастую несколько драматизирует обстановку, но вот если участники и группа к нему при этом не прислушиваются, значит они безобразно пренебрегают возникшей опасностью. Бывает, правда, что человек сам не выражает открыто свою оценку ситуации, боясь прослыть “слабаком” (обычно такое случается с не очень опытными людьми). А вот опытные обычно не боятся и не стесняются выразить собственное мнение, и это правильно! Случается, что легкомысленные не придают особого значения “таким пустякам” (это те, которым “море по колено, но лужа по уши”). Но руководитель-то должен чутко улавливать все настроения, а не только те, которые выражением согласия тешат его самолюбие...

В результате срыва с высоты (особенно в детском возрасте) может быть получена тяжелая психологическая травма, которая вызывает болезнь “аэрофобию” — катастрофическую боязнь высоты. Этот человек может быть внутренне угнетаем такими обстоятельствами, как , например, нахождение на верхних этажах дома. Конечно, таким людям походы в горах противопоказаны, — они сами являются источником срыва (эта тема раскрыта в рассказе “Живой камень” из журнала “Турист”). Имеются и иные, достаточно редкие и скрытые заболевания, при которых человеку противопоказано ходить в горы, по крайней мере на достаточно сложные маршруты. Таковы, например, люди, страдающие приступами эпилепсии, или кратковременными потерями сознания. У некоторых это бывает, и если потеря сознания на 1-2 секунды в обычных условиях человеку мало чем грозит, то в горах на сложном рельефе она смертельно рискованна. Так, Саша М. погиб на перевале Имат (1980 г., Фанские горы) в результате срыва на крутом снежном склоне (до 45° ) из-за кратковременной потери сознания (или внезапного сильного головокружения). Он сорвался в ситуации внешне совершенно безопасной при подходе по хорошо набитым ступеням к пункту страховки. Конечно, здесь роковую роль сыграло и то, что он в момент срыва находился без страховки (точки закрепления нижней и верхней веревок были разнесены на некоторое расстояние, и этот небольшой участок достаточно опытная группа не посчитала опасным). Падение произошло совершенно внезапно. Володя Останен бросился на помощь, желая помочь остановиться, но не успел: Саша заскользил по склону сначала небыстро, но отсутствие активных действий по самозадержанию привело к нарастанию скорости, его закрутило, и падение стало беспорядочным, кубарем, с нарастающей скоростью. Рюкзак и каску сорвало, снаряжение полетело во все стороны... Падение до ледника на протяжении примерно 600 метров привело к смертельному исходу (самой тяжелой была черепно-мозговая травма).

...Я позволил себе “схалтурить”, шагнуть вниз быстро и неосторожно, поскольку шел без рюкзака, и всего в десятке метров ниже снежный склон начинал выполаживаться на ледник с безопасным, как мне казалось, выкатом. Уже на третьем неосторожном шаге сорвался и заскользил, набирая скорость, на крутизне не менее 45 градусов, лицом от склона. Несмотря на торможение ногами и штычком ледоруба за какие-то 2-3 секунды скорость возросла настолько, что “глаза на лоб вылезли”, а небольшие, как казалось, неровности на снежнике, заколотили снизу почище лихого скакуна. Уже на пологой части скольжение закончилось “подбросом” на ухабе и касательным ударом о стенку и дно снежной канавы, в которую улетел, лежа на спине. Стукнуло спиной до боли в голове, как куклу об пол. Если бы канава оказалась поперечной, итог мог бы быть куда более грустным, а травма куда более серьезной (Фанские горы, ледник Бодхоны, 1978).

Вадим пошел ко мне “небрежно” и вдруг упал, заскользил по склону. Зарубиться здесь не составляло труда, но я вдруг “вспомнил”, что ледоруба-то у него нет! Этот ледоруб здесь, на нем висит спусковая веревка. Выкат внизу, в 100 м достаточно ровный, но не нем местами валяются упавшие со скал камни. Склон до выката не слишком крут, - градусов 30… Внутренне я все же был почему-то уверен, что опытный Вадим сумеет как-то “выкрутиться” из этого срыва. Вадим сообразил: не имея ледоруба он заскользил чуть в сторону, к веревке, и ухватился за нее. Я, конечно, как мог зафиксировал ледоруб, чтобы резкий рывок веревки его не выдернул. Когда Вадим остановился и встал, мы оба “прыснули от смеха”: так это все выглядело комично… Вот по-глупому “прокололись”, “асы-старперечники”… (перевал Узловой, 25 июля 2002 г)…

Главное — предотвратить срыв. Но если уж срыв происходит, надо среагировать моментально и всеми силами предпринять действия по самозадержанию и криком предупредить партнеров, чтобы они смогли оказать помощь (если это в их силах) или уклониться от столкновения. Падать не бесформенно, беспорядочно, а в группировке, сражаясь до конца, как завещали и Игорь Чашников, и Михаил Хергиани. Пусть обстоятельства и не позволили им спастись, но многих подобные действия спасали.

Срыв может быть вызван другими факторами риска: падением камней и льда, лавинами из снега. Здесь тяжелые исходы во многих случаях предотвращаются наличием страховки и самостраховки. Если же их нет, то нет и защиты от таких исходов. Даже если вы уверены, что не сорветесь сами, надо видеть опасность срыва от не зависящих от вас факторов: падения камней, льда, снега, рюкзаков и партнеров... Да и насчет своей “безупречности” не надо заблуждаться: ошибаются все! Все! Новички на своем уровне, а мастера - на своем. Вопрос только в том, чтобы не допускать роковых ошибок. А роковая ошибка становится таковой в отсутствии защиты от нее — в отсутствии страховки и самостраховки.

Срывы участников при одновременном движении в связках либо пресекаются квалифицированными действиями (отработанными на тренировках), либо могут закончится аварийно. Здесь все зависит в основном от “запаса прочности”, созданного на тренировках, как индивидуальных, так и групповых. Критическая ситуация с подобным срывом нередко очень неплохо “высвечивает” пробелы в подготовке группы и отдельных участников (реальные случаи у меня описаны, например, в статьях “Лавины!”, “Микроаварии Южного Цители”, “Трещины!”).

Наиболее тяжелые катастрофы при срывах с гибелью целых групп связаны с разрушением всей цепи страховки и промежуточных точек закрепления веревки на крючьях (станций, пунктов страховки). В конце 50-х годов была организована “ускоренная школа обучения альпинизму”, практиковавшая закрепление на шлямбурных крючьях с небольшой (до 1 см) глубиной шлямбура. В результате забитый крюк мог выдержать только небольшую статическую нагрузку, а мощный динамический рывок при падении с большим фактором рывка разрушал последовательно всю цепочку крючьев (как говорили, “паровозом”: передний “паровоз” срывал все “вагоны”), разрушал все станции и срывал всю команду. Несколько крупных аварий-катастроф с многочисленными жертвами положили конец этому организационно-техническому нонсенсу. Конечно, само появление такого рода явления было во многом связано с объективным недопониманием того, какие по величине нагрузки на цепь страховки возникают при срывах с большими факторами рывка (тогда еще и термина-то этого не существовало). Не понимали тогда еще, что динамические нагрузки выше обычных статических не в 2-3 и не в 5, а в 20-30 раз (а то и еще больше)! Не понимали, что кинетической энергии, которую набирает человек при отвесном падении на глубину 10 метров вполне достаточно, чтобы разорвать бывшую в употреблении основную альпинистскую веревку (10-12 мм) из синтетики, а новую такую веревку привести в полную негодность. Кстати, веревки из синтетических волокон тогда еще только входили в обращение, и введение их создало новую ситуацию, когда веревка оказалась прочнее многих искусственных точек опоры. Там, где старая веревка из натуральных волокон просто бы разорвалась, синтетическая веревка выдерживала и разрушала точки опоры, замыкая всех в цепь аварии. Да и шлямбурные крючья были еще несовершенны, не отработаны, и часть альпинистов считала их “чудом техники”, решающим все проблемы... По крайней мере понимание указанных фактов тогда еще не проникло “в толщу” массы альпинистов и туристов, оставаясь уделом редких специалистов. Ну а технические заблуждения присутствуют всегда и особенно в “революционные” моменты: появление синтетических веревок стало таким моментом, а вот появление шлямбурных крючьев, пожалуй, нет. Книга Г.Хубера “Альпинизм сегодня” (1971, “ФиС”) вскоре после своего выхода положила конец многим заблуждениям (по крайней мере, в нашей стране). В качестве “рудимента” указанных событий у некоторых альпинистов осталось представление о том, что нельзя замыкать все перильные веревки и станции в общую цепь, поскольку при этом разрушение верхнего пункта приведет к срыву всех остальных. Конечно, замыкания нижних перильных на верхнюю станцию лучше не делать и выполнять верхнюю станцию с блокировкой на 2-3 отдельных крюка. Но, извините, многие ли практически оборудуют верхнюю станцию как двойную, на двух несвязанных петлях с крючьями (одной — для крепления верхних, другой для нижних веревок)?...

Сам факт срыва говорит о многом! Его надо услышать! И увидеть причины, иначе жди повторений, причем с более тяжелыми последствиями!.. Для “подследственных”...

Я понимаю, что кто-то из “мастеров”, может, осудит меня за то, что говорю отдельные для них “очевидные вещи”. Но, интересно, в форуме на м.ру возникают дискуссии на тему “а нужен ли вообще ледоруб?..” О ледорубе я еще напишу подробнее (статья почти закончена), но вот то, что понимание необходимости защиты от срывов сейчас у молодежи очень разное, очевидно.

Хочу здесь привести и “свежий” снимок Двойняшки и Далара от 19.07.02, - спустя полмесяца (14.08) здесь разбился парень на маршруте Варбуртона, на восточном бастионе Далара (об этом писали). Стена эта видна на снимке – она в тени левее башни вершины, под снежным гребнем-“ножом” с ее восточного плеча. Он летел 350 м…

Мне кажется очевидным, что в итоге разбора абсолютного большинства заключений о причинах срыва может быть написано: “Следствие неосторожности, неаккуратности и недопонимания опасности...”

Сейчас по земле ходят живые и здоровые туристы и альпинисты, которые погибнут в результате срывов...

Может, и я уже падаю? Где, куда, в чем? Когда это началось? Лучше это понять до срыва!..