Джонни Уотермен и его Гора. Маунт Хантер, Маунт Хантингтон / Очерки, дневники

Читайте на Mountain.RU статьи Дмитрия Нечаева из серии "История альпинизма":

Неизведанный мир Эрика Шиптона

Большая прогулка Бреда Уошберна

Жизнь альпиниста и философа в исполнении Вилли Ансолда (Willi Unsoeld)

Автор: Дмитрий Нечаев, Калифорния

Джонни Уотермен и его Гора

Адаптация по книге Good Morning Midnight: "Life and Death in the Wild" by Chip Brown.

Маунт Хантер

Гай Уотермен был определенно незаурядной личностью: альпинист и достаточно широко известный писатель, человек глубоко интеллигентный и образованный, проживший, тем не менее, почти всю жизнь в Вермонтской глуши. В юности он выступал как профессиональный джаз-пианист в Вашингтоне, хотя всегда несколько стеснялся этого дара. Позже писал речи для политиков-республиканцев, включая одного, ставшего впоследствии президентом. Он всегда утонченно, хотя и странновато, одевался; вел очень упорядоченный дневник, всегда аккуратно сложенный в левом кармане пиджака и вряд ли когда - либо кому - либо распространялся о своих чувствах.

Еще у него было три сына, среднего из них звали Джонни. Джонни тоже был незаурядной личностью. В юности, обладая посредственным слухом, он, тем не менее, любил повопить в барах дурным голосом рождественские песенки. Позже он пытался баллотироваться в президенты США.

Иногда его можно было увидеть на набережной Фэрбэнкса в черной кепке, безразмерных элтонджоновских очках, с наклеенной на спину серебряной звездой . Он также любил вести дневник, но дневник его представлял собой нечитаемую массу кое- как скрепленных и склеенных болтающихся фрагментов. Еще он любил поплакаться о своем одиночестве и сексуальных проблемах первому встречному. Но он все-таки был тем самым Джонни Уотерменом, которого не зря называли чокнутым гением аляскинского альпинизма, в 26 лет совершившим то, о чем другой, нечокнутый гений, Джефф Лоуи, отозвался так: “Кажется в истории альпинизма не найти ничего такого, что сравнится с этим”.

И до сих пор не найдено.

Но это было потом. А пока год 1969-й, Джонни 16 лет и он с папой, большим любителем экстремальных приключений, в плохую погоду совершают большой зимний обход Белых Гор, что в Нью-Хэмпшире. До них этого еще никто не делал. На ногах у них снегоступы, за плечами – рюкзаки по 45 кг. Вокруг – пурга, и они наощупь идут от тура к туру. Ночью они не спят, а держат стойки палатки потому что ветер – до 100 миль в час. Наконец они не выдерживают: спускаются в ближайший город, находят прачечную, высушивают мокрые вещи и - (кто из них более чокнутый?) возвращаются назад, в пургу. На этот раз они добредают до хижины, нет, до металлической коробки, где дорожные рабочие переодеваются летом, и пережидают пургу там. Папа с удивлением обнаруживает, что чтение Достоевского ничуть не помогает скоротать время, в то время как Джонни, уткнувшийся в бульварное чтиво, времени, кажется, не замечает.

Через шесть месяцев папин друг Снайдер берет Джонни в экспедицию на Мак Кинли, и тот залезает на нее без особого труда, став одним из самых молодых альпинистов, взошедших на эту гору.

Джонни во время первой попытки восхождения на Хантер (1970, ему 17)

Но не Мак Кинли стала “их” горой, а Маунт Хантер - гора на 12 км севернее и на полтора километра ниже Мак Кинли , считающаяся самым трудным 14-тысячником (выше 4300 м) на континенте. Первый раз Джонни попробовал ее в Мае 70-го. Ему тогда исполнилось 17, и он только закончил школу. Их группа прошла всего 500 метров по южной стене, когда плохая погода согнала их вниз. На следующий год попытку восхождения на эту гору предпринял его папа, но был еще менее удачлив по причине “посредственных способностей участников”. Странно, но папа больше никогда не возвращался на Аляску.

Маунт Хантингтон

А Джонни продолжал “жать на газ”. В 1972-м он с четырьмя товарищами прошел восточный гребень на Маунт Хантингтон – маршрут, считавшийся самоубийственным и дьявольски сложным. Пока товарищи праздновали победу, Джонни смотрел на Маунт Хантер. В том же году он предпринял вторую попытку. После трех недель напряженного лазанья они забрались на то, что они посчитали южной вершиной Маунт Хантер. Спустившись вниз и внимательно изучив аэрофотографии, Джонни понял, что они ошиблись. Он чуть не плакал.

После этого началась планомерная осада. Джонни перебрался на Аляску, бросив учиться, нанялся на нефтепровод, чтобы заработать на экспедицию. По выходным он бегал по тайге в кошках и купался в ванне, наполненной льдом из холодильника. В 1976 он выбрался на два дня в Вермонт, где в последний раз увидел своего отца. За это время несколько лучших его друзей погибли на восхождениях. А Джонни никуда не ходил, он готовился.

Наконец, к марту 1978, все было готово. Во время первых двух попыток они набирали высоту через ледопад на леднике Токоситна. Однако более красивая и натуральная линия шла прямо по южной стене, от контрфорса над ледопадом до южного ребра с выходом на массивное вершинное плато. Джонни намеревался подняться по этому, еще непройденному, пути на южную вершину, пересечь вершинное плато длиной две мили, подняться на среднюю и северную вершины и спуститься по трудному северному гребню. Маршрут был длинный, эффектный и чертовски трудный. В довершение всего Джонни собирался сделать его соло. “Пока, я тебя больше не увижу” – пообещал он на прощание пилоту Хадсону, забросившему его на Токоситну. “Куда ты денешься” – спокойно ответил тот. Это было начало.

Южный гребень Маунт Хантер

Странно то, что Джонни, больше всего любивший легкие походы в альпийском стиле, в этот раз решил действовать с гималайским размахом: полтора километра веревки, 74 мешка с провизией. Двенадцать раз пришлось ему отмерить всю длину южного контрфорса, перетаскивая свое барахло выше и выше. Дни шли.

“24 марта. Потерял контактные линзы.”

“12 апреля. Читал и распевал отрывки из Библии.”

“24 апреля. Горько плакал.”

Ветер не стихал. Джонни откапывал себя по утрам из заносов и писал стихи. Зашивал дырки в одежде зубным флосом, и заклеивал пальцы, чтобы не кусать ногти. Дул на жумары до потери сознания, чтобы отогреть их. Когда он тащил свои баулы по вертикальным перилам, то иногда останавливался, чтобы поорать минут двадцать. Легче не становилось. Откуда-то завелись вши. “Это было утешением: узнать что я не один,” – отметил он в дневнике

“28 апреля. Написал песню ‘Arbeit Macht Frei’, сравнив свое восхождение с немецким концлагерем”

“28 мая. Опять жумары примерзли к веревке. Написал поэму смерти”.

На 63-й день он вылез на южный гребень, где нашел веревки от предыдущей попытки. Продукты были на исходе.

“3 июня. Такого ветра еще не было… Еле откопал лагерь… Плакал и молился”

“6 июня. Ветер еще хуже…”

“7 июня. Прошел ключ ‘Счастливый ковбой’. Проломил карниз и пролетел 12 метров”.

На маршруте, Маунт Хантер

На 81-й день он вылез на ослепительно белое вершинное плато, где, наконец, смог пойти без помощи рук. Радость была недолгой – прошел свежий снег и появилось новое развлечение: вытаскивание себя из бесчисленных трещин. Правда, в хорошую погоду Хадсону удалось сбросить на плато мешок с продуктами, включая галлон мороженого.

На вершине Маунт Хантер

2 июля, на 101 день, он стоял на южной вершине; 26 июля, на 124-й день, – на северной, самой высокой. “Я, кажется, сильно устал”, - сообщил он оттуда по рации. Потом он повернулся к северному гребню и начал спуск. На 145-й день восхождение было закончено. Это не было время, которое ему пришлось потратить на обработку маршрута; это было время, которое он захотел пробыть наедине с Горой, ощущая могущество природы. Но что-то было не так. “Вначале, - писал он, - я плакал от страха, что могу погибнуть. Но в конце я плакал от осознания, что все еще живу”. Он боролся за жизнь, но когда он выжил, невыразимое разочарование охватило его. “Выжить там - значит потерять что-то очень ценное в душе. Потому что это означает, что человек не так уж и ничтожен по сравнению с этой чертовой Арктикой; что Хантер вовсе был не такой горой, какой я его представлял. Вообще-то он оказался гораздо меньше”.

Гай Уотермен возвращался из экспедиций с просветленным чувством ничтожности человека перед всемогущим космосом. У Джонни ничтожным оказался космос. “Только ту гору буду я уважать, которая отказывает мне в славе быть на ее вершине и наказывает меня за полет вдохновения”.

Джонни занял 20 долларов у Хадсона и вернулся в Фэрбэнкс, чтобы начать новую жизнь, которая оказалась куда труднее, чем хождение по карнизам Хантера. Вначале он показывал слайд-шоу о своем восхождении, потом мыл посуду в баре, потом бросил и эту работу. К концу 78-го он жил на пищевые талоны, велфер и щедроты друзей.

Но это был еще не конец, хотя что-то в Джонни уже безвозвратно сдвинулось. После неудачной попытки избраться в местный школьный совет, он выдвигает свою кандидатуру на пост президента страны, где к тому времени уже было два других кандидата: Джимми Картер и Рональд Рейган. Чтобы привлечь к себе внимание прессы и наверняка победить, он предпринимает зимнюю соло экспедицию на Мак Кинли. 20 декабря 1979 его забрасывают на ледник Кахилтна с первой партией снаряжения. На Новый Год пилот прилетает со второй партией и улетает назад вместе с Джонни. “Я просто сломался, – объяснял он ,– быть одному опять 135 дней – это слишком”. Но он пообещал вернуться до конца зимы и все же сделать это.

В конце зимы в кабинке, где Джонни ночевал и хранил свои пожитки ,случился пожар. Сгорело все – спальный мешок, дневник, стихи – “два с половиной фунта бумаг”. Это было действительно слишком. Джонни ворвался в дом к Хадсону и потребовал, чтобы тот срочно доставил его в психиатрический институт в Анкоридже. Там он пробыл две недели и сочинил песню про Мак Кинли, которую было видно в окно палаты.

Сочинять песни было все же недостаточно. 11 декабря 1980 он подал заявку на соло экспедицию на Мак Кинли и в середине марта был уже на леднике. “Пока, я тебя больше не увижу”, – пообещал он опять Хадсону. “Куда ты денешься” – ответил тот, но в голосе его уже не было уверенности.

В конце марта Джей Керр и Кит Ройстер расслаблялись в верховьях ледника Рут – одного из самых ошеломляюще прекрасных мест в Северной Америке. Около полудня, развалившись в креслах, сделанных из снежных блоков, они увидели лыжника, поднимавшегося вверх по леднику. Он был одет в синий комбинезон и тащил за собой красные пластиковые сани. Но самое примечательное, что он шел один, вне связки, прямо через поля трещин, которые можно было легко обойти всего ста метрами левее. Это был Джонни Уотермен.

Гай Уотермен возле тура в честь Джонни

Они спросили его, почему он так делает; он ответил что каждый раз, когда он благополучно переходит снежный мост, он чувствует себя рожденным заново. Еще более странным было его снаряжение: палатки и спального мешка не было. Имелись: 20 вешек для маркировки, 14-ти дневный запас сахара, сухого молока, меда и муки, и грязный пакетик с марихуаной. Планы? Самоубийственная, простреливаемая лавинами линия восточного контрфорса, непройденная тогда и непройденная до сих пор. На следующий день, катаясь на лыжах, они наблюдали прямую, как стрела цепочку следов, ведущих к подножию контрфорса, и черную, едва различимую точку. Больше его никто не видел.

Ранним летом того же года Гай Уотермен взял старые ботинки Джонни и поднялся на гребень, где они когда-то блуждали от тура к туру в дикую пургу. Сойдя с тропы, он продрался сквозь заросли к скальному утесу, нависающему над долиной. Спустился туман. Три часа он собирал камни и, в конце концов, воздвигнул нечто вроде тура. Сверху он поставил ботинки сына, повернув их в сторону Аляски. Потом вернулся по тому же пути. На мгновение туман рассеялся, и он увидел вдалеке тур, зыбкий и нереальный, как тот, который они увидели когда-то, перед тем, как сбиться с пути.

Через 19 лет, в ветреную февральскую ночь, он поднялся на этот гребень опять, на этот раз - чтобы там остаться. Он оставил несколько записок друзьям и одну из них - Брэду Снайдеру, единственному, кто знал, насколько крепки были душевные узы, связывавшие отца и сына.