Предисловие
Джо Симпсон родился в 1961 году в Англии, учился на факультете англистики затем штудировал философию. Позже он полностью посвятил себя альпинизму. На его счету первопрохождения новых маршрутов в перуанских Андах и Пакистане. Симпсон страстный активист во всемирно известном Greenpeace. Горы не относились к нему как к любимцу. Скорее всего он стал излюбленной игрушкой в их руках. Несколько раз, изрядно помяв, горы отпустили его живым обратно. Тем не менее он снова и снова ломится в вертикальное измерение. Его не сдержать. С ещё не сросшимися костями, на костылях он не хочет отказываться от идеи восхождения на Пумори. Поднявшись до первого высотного лагеря он всё же прислушивается к зову разума и разворачивается обратно. Во время спуска в Катманду он узнаёт о гибели своего друга на одной из вершин в Ролвалинге. Он задаётся вопросом, что получает человек от игры с духами и приведениями, имя которой АЛЬПИНИЗМ. Свои мысли на эту тему он излагает в книге «This Game of Ghosts» .

Читайте на Mountai.ru
Джо Симпсон «This Game of Ghosts» (отрывок из книги) "НА СОБСТВЕННОМ ОПЫТЕ"

Джо Симпсон
«This Game of Ghosts»
(отрывок из книги)

...СЕВЕРНЫЕ СТЕНЫ...
Носилки висели на гранитной стене в путанице из верёвок и снаряжения - молчаливое напоминание о произошедшей недавно трагедии. Я подлез под это место и, придержавшись за одну из верёвок, подтянулся к скальному выступу. Верёвки были закреплены на трёх крючьях, в которые я вщелкнулся, прежде чем прокричать Дэйву, что он может подниматься. Он "всплыл" из-за ближайшего перегиба и плавно полез в мою сторону.

Я же смотрел на носилки, раскачиваемые порывами ветра, долетавшими с находящегося глубоко внизу ледника. Одна из ручек была в крови. Целая куча снаряжения беспорядочно громоздилась у моих ног: верёвки, рюкзаки, инструменты и красная фляжка из алюминия. Мне было непонятно, почему они оставили носилки висеть здесь. Случилось что-то непредвиденное? А на дэйвовском лице была маска безразличия. - Должно быть, японцы, - сказал он, копаясь в висевших на стене рюкзаках, - Вауууу, смотри, что я нашел!

Он вытащил дорогой бивачный мешок. В другом рюкзаке я нашел жёлтый налобный фонарик с треснутым рефлектором, кучу снаряги и ледовый инструмент. - Мы никогда в жизни не сможем утащить это всё с собой, - пробормотал я, сравнивая найденный инструмент со своим и запихивая фонарь под клапан своего рюкзака. Японский инструмент я положил обратно, найдя, что мой всё же лучше. - Мы можем дюльфернуть со всем этим хламом, - предложил Дэйв. - Что? И прекратить восхождение? Мы не можем это сделать. Маршрут в потрясающем состоянии, и прогноз погоды такой, что лучше просто не бывает.

- Да, я знаю, - согласился Дэйв осторожно, - Типичная ситуация. Мы находим кучу трофеев и не можем их оставить себе. Он взглянул на безоблачное небо над нами. У нас не было выбора. Мы не могли прервать наше восхождение. Любой другой маршрут - пожалуй, да, но не Валькер - красивейший и сложный маршрут по северной стене Гран Жорасса. (Валькер или Пойнт Валькер - главная вершина массива Гран Жорасс. Автор с партнером идут классический маршрут Кассина на эту вершину. Прим. Перев.) Это был маршрут, о котором мечтают тысячи; я всегда знал, что я должен его пройти. И сейчас, в этот прекрасный первый день на маршруте, я не мог отказаться от своей мечты только лишь из материальных побуждений.

Мы упрямо полезли мимо болтающихся над пропастью носилок. Дэйв взял с собой одну фляжку и один японский инструмент. Я взял фонарик. Мысль о том, что наши действия могут выглядеть аморально, не приходила нам в голову. Снаряжение принадлежало тому, кто его нашел. Японцы наверняка не вернутся сюда искать оставленное. Лишь кровавое пятно на носилках произвело на меня неприятное впечатление: возможно мы взяли вещи погибших... Дэйв заметил мой растерянный взгляд.
- Мертвецы не лазят, - сказал он, ухмыляясь, - Как говорится: погибший выбывает из игры. Он развернулся и двинулся через фирновое пятно в сторону знаменитого Сорокапятиметрового Угла.

С Дэйвом Пейджем я познакомился зимой в окрестностях Эдинбурга. Он был на двенадцать лет старше меня и распологал богатым горным опытом. Я сомневаюсь, что решился бы без партнёра дэйвовского калибра идти на Валькер - тысячадвухсотметровую колонну из скал и льда, вздымающуюся в верховьях ледника Лешо. Подходя к стене тихой летней ночью, я просто чуть не уделался от страха, задирая голову у подножья чёрной молчаливой громады, закрывающей половину звёздного неба.

В кулуаре зажили своей жизнью падающие камни, и мы заторопились к скальному островку у подножья контрфорса. Дэйв двигался красиво, равномерно и плавно, я же плёлся за ним, неуверенно балансируя на льду. Он не знал о моём весьма скромном опыте передвижения по альпийскому льду, сам же я смолчал, в надежде избежать его отказа пойти на столь серьёзный маршрут. С наступлением сумерек мой страх стал растворяться в никуда. Вместо него меня наполняло чувство восторга от осознания факта присутствия на столь легендарной, красивой горе. Продвигаясь наверх, я, где - то глубоко внутри себя, чувствовал, что мы пройдём этот маршрут. Рационального объяснения этому не было, но, тем не менее, я был в этом абсолютно убежден. Никогда я не был настолько уверен в исходе моего мероприятия, как тогда. Я стоял перед гигантской Северной стеной и знал, что я пройду её, что я достаточно силён для этого. Сильнее, чем когда - либо в жизни, я знал, что вот оно - то место, где я должен находиться, и что я делаю именно то, что я делать должен. Это ощущение было в высшей степени иррациональным и возбуждающим одновременно. Этому не нужно было объяснения, оправдания. То, что предстояло мне, должно было быть просто сделано, хорошо сделано. Вот и всё.

Я лез, опьянённый распиравшими меня эмоциями. Уходила под ноги пропасть, стены из скал и льда взметнулись вверх, аж до снежного карниза вершины далеко - далеко над нами.

На второй день я подустал, но радость от нахождения здесь наполняла меня новыми силами. Погода была тихой; ни одного облачка над макушкой Монблана. Извилистый лабиринт маршрута уводил нас к вершине гигантского контрфорса. Мы прошли Семидесятипятиметровый угол и Серую башню, которая выводила к вершинному карнизу. Когда начало темнеть, мы решили заночевать в каминах верхней части стены. Нас ждала длинная, холодная ночь. Но потом, когда восток из чёрного стал тёмно- голубым, а затем засиял золотистой полоской, я понял - это утро самого потрясающего дня в моей жизни. Вопреки дикому холоду мои артерии пульсировали волнами радостного ожидания, а когда километром ниже булавочными головками заблестели фонарики идущих к стене альпинистов, я проникся чувством глубокого удовлетворения. Микроскопические лучики плясали по хаосу ледопада у основания стены. Внизу ещё господствовала ночь, и кто-то собирался начинать маршрут, который мы вот- вот закончим.

На полпути к вершине я отпраздновал свой день рожденья, и "Кассин" должен был стать лучшим в моей жизни подарком.

Пройдя остаток стены, мы молча сидели на вершине, наслаждаясь открывшимися панорамами. На юг уходила поросшая лесами Италия, на севере горизонт ощетинился Шамонийскими Иглами, а вдали прорисовывался силуэт Маттерхорна и оледенелый панцирь Монтерозы. Затоплявшее меня пульсирующее возбуждение сменилось смертельной усталостью. Я почувствовал себя опустошённым. Нам предстоял длинный спуск в Италию. Целый день высшей концентрации - это то, что мы должны выдавить из себя.

Во время траверса фирновых полей между Пойнт Валькер и Пойнт Вимпер до меня дошло: мечта о Большой Стене закончилась, Гран Жорасс лежит за нашими спинами. Мечта стала реальностью, потеряв при этом свою магическую притягательность. Мечта испарилась, потому что я своими руками воплотил её в жизнь. Что будет следующей мечтой, спрашивал я сам себя? Что даст мне вновь утраченное чувство стремления к мечте? Было удивительно, что отрезвление пришло так скоро. Мы утомлённо спустились по заснеженному ребру Роше де Вимпер и пересекли разорванный трещинами ледник, отделявший нас от хижины. Ореол легендарности и неприступности маршрута испарился, как только я его преодолел. Пережитая реальность была беспокоюще "обыденной" и уже какой угодно, только не замечательной. В душе остался осадок утраты чего-то волшебного. Идеал был уничтожен. Против маршрута была поставлена галочка, вершина достигнута, я мог, с полным правом, гордо оглядываться назад, но радость исчезла. Для возвращения этой радости я должен был выдумать себе ещё один идеал для последующего уничтожения. Это был чёртов замкнутый круг! Куда он меня приведёт?

Когда мы добрались до нашего лагеря на поляне под Шамони, потратив пару часов на попытки поймать тачку перед тоннелем с итальянской стороны, я форменным образом упал от усталости. После обеда пошел дождь, молнии били по скальным Иглам над Шамони. Плохая погода продержалась четыре дня, и это дало нам достаточно времени на отдых. Потом накатило беспокойство. Моё сердце чуть не лопнуло от восторга, когда Дейв следующей целью предложил северную стену Эйгера. Я думал о Тони Курц и Ади Майере( альпинисты, погибшие на Эйгере, их гибель имела резонанс в европейской прессе . Прим.перев.), а Валькер на Жорассе незаметно погрузился в небытие.

Эйгер. Могу ли я подняться на него, несмотря на страх, сковывающий мои члены при одном упоминании об этой стене? Достаточно ли я готов для такого стрёмного восхождения? Если Валькеру я приписывал волшебные качества, которых он, как оказалось, не имел, то Эйгер был для меня реальным Кошмаром. Только представь себе, Джо: Валькер и Эйгер за один сезон. Возможно ещё и "Шмидт" на северной стене Маттерхорна. Три легендарных маршрута за один сезон. Да, это было достойной целью, этим стоило забивать себе голову.

- Каким образом мы попадём в Гриндельвальд?,- спросил я Дейва в палатке. - Хм, без понятия. Скорее всего, автостопом. Он говорил как-то отчужденно, как будто что-то скрывая от меня. Смотрел он при этом в сторону Пита и Пета, двух братьев из Уэлса, припарковавших свой спортивный "Спрайт" рядом с нашей палаткой. Взгляд, кторый он бросал в их сторону, был каким-то таинственным.
- Не могли бы мы поехать поездом?, - спросил я.
Дейв сидел, задумавшись, и не отвечал на мои вопросы.
- В чём дело?, - начал я выходить из себя.
- Послушай, - сказал он терпеливо, - Я думаю, ты ещё не достаточно готов для восхождения такого калибра как Эйгер."
- Что? Я....
- На Валькере ты был не совсем уверен на льду.
- Но...
- Погоди, послушай, - перебил он меня, - Попытайся быть честным с самим собой. Ты же себя не уверенно чувствовал на льду, или я не прав?
Я молчал.
- На Эйгере много трудного комбинированного лазанья, много непростого льда, я не думаю, что ты уже готов к трудностям такого характера.
- Ну, давай сходим здесь пару комбинированных маршрутов, дай мне возможность подготовиться!
- Нет, такое за неделю не хавается, этому нужно годами учиться. Я полезу на Эйгер со Скоттом.
- Что? Кто такой Скотт?, - резко спросил я.
- Один американец, я познакомился с ним в нашем барчике.
- Итак, ты познакомился с каким то типом во время пьянки и теперь готов лезть с ним на Эйгер? Откуда ты можешь знать, готов ли он для такого маршрута? Мы с тобой, как минимум, вместе прошли Валькер !
- Он достаточно крут, я знаю, какие маршруты он уже ходил.

Мой мир неожиданно обрушился карточным домиком. Я не знал никого, кроме Дейва, с кем я мог бы попытаться пройти Эйгер. Всю зиму тусуясь в Хайленде, мы снова и снова мусолили тему летних восхождений, и вдруг он оставляет меня одного и идёт на гору с совершенно незнакомым человеком. Мои попытки убедить Дейва пойти на гору со мной были наполнены злобой и разочарованием. На следующий день он уехал вместе с американцем.

Я же сел на поезд в направлении Церматта с канадцем, носящим колоритное имя Даг Претт Джонсон. Познакомился я с ним в том же баре. И мы прошли с ним северную стену Маттерхорна, одну из пяти классических Северных стен Альп, по маршруту Шмидта. Но моя душа не успокоилась, сознание того, что лучшая стена ушла у меня из-под носа, ржавым гвоздём сверлило моё сознание. В дополнение ко всем моим страданиям, по возвращении в Шамони я узнал, что Дейв успешно прошел маршрут и, к тому, же очень быстро - за два с половиной дня.

Позднее я признал, что он был прав. Я не был в то время готов к такого рода маршрутам. Но правда всегда доставляет боль, и мне понадобилось много времени, чтобы усвоить эту истину. Я слишком сильно зависел от отдельного человека, с которым бы хотелось лазить весь летний сезон. Идти на Маттерхорн с Дагом, совсем не знакомым мне человеком, с которым я совершенно случайно пересёкся в баре за кружкой пива, было для меня абсолютно новым переживанием. Я осознал, что на гору можно сходить с любым напарником, который на данный момент свободен, нужно только иметь завидное мужество и изрядную долю доверия чужаку, его словам о том, какие маршруты он ходил. Для того, чтобы лезть с чужаком на очень серьёзную гору, нужно очень большое доверие! Это доверие - основа всего мероприятия! Ты должен верить, что напарник прикроет тебя со спины, вытащит из опасной ситуации и даже спасёт тебе жизнь, если это понадобится. Ну, а он, естественно, должен доверять тебе. И, между прочим, всегда присутствует опасность нарваться на пустомелю, который рассказывает гораздо больше, чем на самом деле может. Такое поведение - одна из самых опасных форм лжи, оно может привести к разочарованиям, а в самом неудачном случае - и к трагедии.

Даг был гораздо сильнее, чем он сам о себе рассказывал. Бородатый, высокий, спокойный дровосек из Канады, к тому же великолепный альпинист и просто весёлый тип. Он размахивал ледовым инструментом, как будто собирался повалить шестидесятиметровую сосну в Квебеке.

Чёрный кованый крест бросал длинную тень вниз. Он был богато украшен ажурным металлическим орнаментом, с расположенной в центре надписью "Vater der Bergsteiger", испещренной мелкими дырочками, появившимися, скорее всего, после ударов молний.

Ночь мы провели на неудобной, скользкой полке непосредственно под вершиной Маттерхорна. Это было платой за наши скоростные амбиции. Понадеявшись пройти стену за день, мы не взяли с собой ни бивачных мешков, ни спальников. Страховку организовали на двух ненадежных крючьях, обнаружив потом, в предрассветных сумерках, что один из них просто выпал из трещины.

По гребню Хёрнли мы спускались без верёвки. В верхней части башни висели толстые, семь сантиметров диаметром, перила, по которым гиды водят неопытных клиентов на вершину. Даг был уже на пару сотен метров ниже меня, когда я дошел до верхнего конца этих перил. Перила блестели свежей оплёткой, по всей видимости, они только недавно обновлялись. У меня на руках были толстые вязаные рукавицы из бараней шерсти, и мысль о том, чтобы снять их, не приходила мне в голову. Я взялся за канат и без опасения откинулся назад, за кант, в пропасть над огромной восточной стеной, предполагая спокойно спуститься по верёвке, перебирая руками. И камнем засквозил вниз, не понимая, что произошло. Я попытался крепче сжать кисти, но эффективность моих усилий была равна нулю. Мокрая шерсть великолепно скользила по новой, гладкой верёвке, тут я осознал весь идиотизм моего положения - я не мог затормозить. При той скорости, с которой я нёсся вниз, я мигом долечу до конца перил, закреплённых на анкере и, ударившись со всей силы о скалу, улечу на восточную стену. Вперив остекленевший взгляд в мои варежки, я попытался сильнее сжать руки. Острая, колющая боль пронзала мои бицепсы.

Остановка произошла так неожиданно, что я основательно приложился лицом к скале. Моя нога попала на какую-то полку, и я тут же нагрузил её, пытаясь стабилизироваться. В первое мгновение я никак не мог понять, что со мной произошло. Но тут я заметил резиновый шланг, защищавший веревку на протяжении примерно метра. Узел на веревке, защищенный резиновым покрытием, спас мне жизнь на полпути к анкеру. Он послужил тормозом как раз вовремя, иначе набранной скорости хватило бы, чтобы случилась катастрофа… Несколько неуверенно я продолжил спуск по маршруту.

Пройдя последний сброс перед хижиной, я услышал предупредительный возглас. Инстинктивно оглянулся: назад и вверх. Воздух задрожал от камнепада. Первые камни пролетели мимо моего лица, и, ударившись о тропу, полетели дальше в глубину, на ледник, лежавший существенно ниже меня. Я застыл от ужаса. Мне хотелось закрыться рюкзаком, но мой мозг отказывался передать эту команду моим членам. Камни свистели, гудели и гремели, некоторые перелетали через мою голову, но ни один из них меня не задел. Когда всё пронеслось мимо, меня затрясло, и я истерично обругал бледного как снег "гостя", стоявшего в верёвке надо мной. Тот развернулся и быстро исчез из виду. Вместо того, чтобы сразу крикнуть мне о сходе камней, он стоял и смотрел, попадут камни в меня или нет. Я повернулся и на ватных ногах поплёлся к хижине, где меня уже поджидал ухмыляющийся Даг. - О боже, только что я чуть не кончился!, - сказал я, садясь к столу с пивом.
- В смысле?
Я рассказал ему о перилах наверху и о камнепаде внизу.
- Знаешь ли ты, что о Маттерхорне говорят?
- Ну и что же?
- На Маттерхорне столько народа, что ты скорее погибнешь, поскользнувшись на банановой кожуре, или будешь убит падающей лимонадной бутылкой!
Я посмотрел наверх на бесчисленные точки, ползущие вверх и вниз по гребню.
- Могу себе это представить, - промолвил я в ответ, - Я слышал, что летом в хорошую погоду на вершину поднимаются до трёхсот альпинистов. В хижине, на деревянной стене, висело несколько касок с дырами величиной с кулак или треснувших от края до края.

Рассказ Дэйва про ураган на Эйгере удержал меня от обиженного скулежа. Они в ужасных условиях пошли на "траверс богов" и, повстречав там двух шотландцев, вместе вылезли через омерзительные "выводные камины" на вершину Эйгера лишь для того, чтобы потерять одного из них на спуске по западной стене. Уставший и невнимательный, он сорвался и разбился на таком участке, на котором в другое время пробежал бы, посвистывая и не вынимая рук из карманов. Его смерть стала для меня уроком: вершина - это только первая половина пути домой. Зимой я вновь поехал автостопом в Шамони, чтобы, встретившись с Дэйвом, открыть свой первый континентальный сезон. Мы договорились пересечься в баре Нэш. Как раз в момент нашей встречи к нам подошел Морис с двумя стопками шнапса в руке. С серьёзным выражением лица оглядев нас, он поставил рюмки и подсел к нам за стол.
- Вы же знаете британца Пита, гоняющего на красной спортивной тачке? Вы должны его знать.
Мы оба кивнули.
- Мне очень жаль, - разведя руками в типичном французском жесте, продолжил Морис, - Пит погиб. Он вчера сорвался в кулуаре Чере.
Пит погиб?! Мне как будто залепили бревном по голове. Бармен продолжил рассказ, он говорил, что уже сообщил новость питовскому брату, тот в состоянии шока, а жандармам нужен кто нибудь, кто сможет опознать Пита.

- Понимаю, - сказал Дэйв.
Я пил свой шнапс и смотрел в пол. Подходя к бару, я видел питовскую тачку с лягушачьими глазами, и уже радовался встрече с приятелем. Дэйв вопрошающе смотрел на меня. Я взял своё пиво и спрятал глаза в кружке.
- Я пойду туда, - сказал он мне в ответ на это, - И спасибо за выпивку.
Он опрокинул свой шнапс и направился в морг. Вернувшись обратно, он только промолвил, тихо и мрачно, что это был Пит.

Пит шел крутой ледовый кулуар Чере (IV шотландская категория) на северной стене Триангла дю Такюл. Его видели, когда он пытался сойти с верхней части маршрута из-за возникшей проблемы с кошкой. Он попробовал выйти из камина и, пересекая трудные скальные плиты, выйти на классический маршрут. В этот момент он и сорвался. Он, может быть, и выжил бы, если бы носил каску, причиной смерти стали тяжёлые ранения головы. Той зимой я не попал на восхождения: погода сжалилась надо мной и обрушилась на Альпы затяжными снегопадами. В тот момент я этого ещё не знал, но Расчёт уже пошел. Мы начинали расплачиваться за полученное удовольствие. Я был в трауре после питовской гибели, но ещё я был шокирован тем, что воспринял его гибель, как неизбежную данность. Узнав, КАК он погиб, я сразу был в состоянии это принять и признать одной из граней моего бытия. Ещё одно правило на всю жизнь: никогда не лазить без каски. И это всё? Да, это всё, но может статься, что именно такой "мелочи" ты будешь благодарен за вновь обретённую жизнь.