Читайте на Mountain.RU : Талгар-2000, М.Налетов

Автор: Михаил Налетов, г. Омск

Как я стал клиентом

Маршрут похода и спасработ

Камнепад ударил около половины шестого утра. Ударил зло и как-то неотвратимо. Как кистень убийцы. Бедро и правая нога отключились сразу, но боли не было, по крайней мере, если не шевелиться. Я на руках подтянулся к осыпной полке на которой мы ночевали. При этом боль в ноге усилилась, я почувствовал как ходят кости и понял - бедро сломано.

Две недели мы шли траверс вершин 50 лет КПСС - Урусвати. На одиннадцатый день пути нас накрыла пурга. Не то что бы погода нас раньше баловала, мы уже имели одну отсидку на гребне под Героической Кореей из-за непогоды, успели и намерзнуться, и дождя хватить на леднике, и ветра… Но всё же для Алтая погода была вполне… Жаловаться грех. И вот надо же, на последнем участке запуржило, завыл ветер, закрутил, замёл снежную крупу. Периодически начинал падать снег. Низкие тучи поглотили наши палатки стоящие на гребне вершины ХХ лет Октября. Три дня просидели мы за снежной стенкой питаясь бульонными кубиками и боясь высунуть нос на "улицу". На четвертый начали спускаться. Продуктов у нас осталось на один перекус и одну варку. Совершенно наощупь, вслепую спустились метров на триста и вдруг вывалились из плотной пелены облаков. Потеплело. А главное, появилась видимость. Мы траверсировали самый западный зуб Короны Алтая и вышли к большому скальному жандарму.

Скалы жандарма оказались нам не по зубам. Четыре часа мы провозились обрабатывая их, а вперед почти не продвинулись. Невидимое за тучами солнце неумолимо клонилось вправо и, наконец, зависло зацепившись за скалы вершины 3781. Время шло к пяти, и перед измученной, голодной группой замаячил призрак сидячей ночёвки. Плюнув на честолюбивые планы, мы начали вешать веревки вниз по ледовому склону. До ледника Леонида казалось подать рукой. Когда мы провесили метров пятьсот и вывалились на скалы, ледник стал как будто гораздо дальше. Как ни крути, а сидячую ночёвку мы себе обеспечили. Но здесь, конечно, гораздо теплее, скалы а не лёд, и, самое главное, есть вода. Это очень важно, так как бензина осталось меньше половины литра. Переночевали хорошо. Было тепло, а в палатке, которую я подвесил за два угла, даже уютно.

И вот в 5-30 утра на нас сошли камни.

Больше всего пострадали мы с Натальей. Двигаться самостоятельно не могли. Первой к нам подползла Лариса. Прямо через одежду проколола обезболивающее. Шприц плясал в ее руках как безумный, так, что мне даже пришлось помочь ей насосать лекарство для Натальи. Сразу же после этого она обработала и перевязала нам раны. Полностью остановить кровотечение не получилось. Из Натальиной раны извлекли осколки кости. Шину мне накладывали уже втроем. Лариска периодически "уплывала" и с ее волос на меня все время капала какая-то бурая жидкость. Я не сразу сообразил, что это кровь, которой пропитались все волосы и толстый Ларискин берет. Следом за мной наложили шину Саше у которого оказалась сломаной рука. Остальные участники - Лариса и Валерий Михайлович имели по черепно-мозговой травме.

От места аварии Михалыч и Саша с Ларисой провесили полторы веревки перил вниз, где им удалось найти наклонную скальную полку. Ее прикрывала двухметровая вертикальная стенка, что создавало иллюзию защищенности от повторных камнепадов. Стенка и вправду спасала. Камни сходили еще несколько раз, однако, в нас больше не попадали, разрываясь в полуметре оставляя на гранитной плите белые звезды и запах серы. Осколками камней в нескольких местах пробило тент палатки.

На полку сначала перенесли Наталью. Она постоянно теряла сознание от боли и потери крови, так что транспортировка заняла около полутора часов. Строительство площадки на наклонной полке и установка палатки заняли еще два часа. Поместить бездвижную Наталью в палатку казалось довольно трудным делом, пока путем грубейшего обмана ее не заставили вползти внутрь самостоятельно. Меня транспортировали Михалыч с Ларисой и это, несомненно, прибавило седых волос в равной мере как мне так и им. За все это время я замерз так, что перестал чувствовать ноги до колен. Не помогло даже растирание, видимо из-за потери крови, и я мысленно поздравил себя с обморожением.

Примерно в 18-00 вниз ушел Новиков. С собой он взял горсть орехов, один сушеный банан и пакетик растворимого сока. От места где стоит наша палатка крутизна склона увеличивается, скалы становятся сложными. Спуск до бергшрунда занял у Михалыча около трех с половиной часов, так что в темноте мы не видели как он пересек ледник. Нам оставалось только гадать, удачно ли прошел спуск и гнать от себя мрачные мысли.

На следующее утро я, наконец, начал чувствовать левую стопу. Этому в немалой степени поспособствовало то, что из-за тесноты Лариска спала на моих ногах. Правая, раненая нога отошла только после обеда. День прошел скучно и мрачно. Кое-как удалось просушить часть спальников и одежды. К развлечениям можно отнести прием пищи, что при наших травмах и тесноте напоминает цирковой эквилибр, а так же утреннюю и вечернюю перевязки. В качестве антибиотика мы используем спрей для горла, а в связи с большим расходом бинта, как перевязочный материал хорошо идут, пардон, женские прокладки. Раны намокают, несмотря на все старания Лариски и вскоре все вещи под нами пропитываются сукровицей и кровью, чье амбрэ, несомненно, добавляет остроты нашим трапезам.

Третий день точно такой же мрачно-скучный как и второй. Отличие разве что в том, что погода значительно ухудшилась. Ветер порывами, ущелье затянуто облаками, "за окном то дождь, то снег". Какие-то подозрительные птицы с обеда кружат вокруг с вожделением поглядывая на нас и оглашая округу отвратительными плотоядными криками. Мы решили, что по такой погоде вертолет ждать не стоит, даже если Новиков и дошел до Ак-кема. Примерно в шесть часов вечера Наталья вдруг произносит: "Ребята, тихо, кажется летят…" Лариска с Саней прерывают бесконечную партию и застывают с картами в руках. Мне уже две минуты как слышится гул мотора, но это слишком хорошо чтобы быть правдой. "Да нет, ветер, конечно" и Саня побивает десятку дамой. Но уже через минуту тяжелое гудение заполняет ущелье. Слышно как лопасти с квохканьем мнут воздух. Лариска с Саней рвут замок палатки, босиком вырываются наружу, таща за собой пуховки. "Вот он! Летит, летит миленький…" - в голосе Лариски впервые послышались истерические нотки. Гул то нарастает, то стихает. "Поджигайте бензин" - кричу я из палатки. Саня надевает на лыжную палку шерстяной носок, обливает его остатками бензина из примуса, поджигает и начинает размахивать этим импровизированным факелом. "Не видит… Куда? Куда! …Поросенок… Уходит за Такмак…" - коментирует нам Лариска.

Примерно в это время Новиков спустился на Ак-кем. Сутки назад он вышел к базе на Кучерле. Рации там не было. Новиков пошел через перевал Каратюрек, а безвестный доброволец побежал вниз в а/л "Высотник". Как это ему удалось до сих пор неизвестно, но двухдневный переход он преодолел за десять часов. Из "Высотника" он связался со спасателями и сообщил что группу побило камнями, примерный район поисков, но почему-то сказал что мы сидим на гребне. Уже через несколько минут после сеанса радиосвязи, руководствуясь этой скудной и противоречивой информацией и несмотря на отвратительные метеоусловия в небо поднялся вертолет. Спасатели обшарили и сфотографировали все возможные гребни в районе аварии. В сумерках они не заметили ни нашей палатки, ни наших отчаянных сигналов, хотя машина несколько раз прошла прямо по нашим головам. С тяжелыми предчувствиями спасатели вернулись на Ак-кем, где их уже ждал не менее встревоженный Новиков.

В это время мы на радостях сварили суп из воды и рыбной консервы и впервые за шесть дней поели до ощущения сытости. Ночью мы почти не спали. Утром погода испортилась окончательно. Порывы ветра казалось срывают палатку со скал. Часов в восемь я сказал "Ну все, сегодня вертушку не ждем". Не успел я закончить фразу, как в небе раздалось знакомое квохканье. "Зажигайте бензин, разложите на скалах желтый спальник, - я вошел во вкус, - жаль солнца нет, а то бы зеркальцем посигналили". Однако сегодня наши потуги были лишними. Вертолет следуя указаниям Новикова вышел прямо на палатку, покачал хвостом и свалился вниз к леднику Леонида. Ребята видели как из чрева машины на лед выпрыгивали спасатели, выгружали снаряжение.

От ледника до нашей палатки спасатели поднимались четыре часа. Мы успели "позавтракать" кипятком с маслом и "Вегеттой" и собрать в рюкзаки кое-что из шмоток и оставшейся снаряги. Последний час Сашка с Ларисой провели за пределами палатки с вожделением наблюдая за подходом наших спасителей. И как же было приятно наконец услышать простуженный сорванный голос:
-Все живы?
И в ответ надрывая связки - Все, все… подходите…
И снова с той стороны, уже с облегчением:
- Ну, слава Богу!

Первым на полку вышел Володя. Рядом с палаткой, зазвенел крюк, - Свободно!!! - и только потом, - Ну, привет, как вы тут?

Пока подходил второй, Володя усевшись на плиту у входа в палатку и трясясь всем телом в совершенно мокром комбезе с надписью "МЧС-Россия" кричит в рацию:
- Ну где же дохтур? Наконец рация оживает:
- Врач вышел, пш, кр-р-р, счелк - срабатывает шумодав и станция замолкает.
Зато доносится уже вживую:
- Свободно? Принимайте доктора.
- Давай, давай! Ждем.
Вскоре у нас над головами застучали ботинки, звякнуло железо, чьи-то руки откинули полог. В палатку протискивается доктор. Это молодой человек, улыбчивый, бородатый, в раритетной брезентовой штормовке. Мурлычит себе под нос: - Возьмем катетер длиною в мет-е-р… Так, где у нас больные. На что жалуемся? - терпеливо выслушивает наши сбивчивые жалобы, щупает мою ногу, - Ну отличненько, сейчас носилки подтянут.

Тем временем вниз по перилам самостоятельно уходят Саня с Ларисой. Лариска, отдавшая нам за три дня все силы, сильно ослабла и несколько раз теряла сознание зависая на самостраховке. Через час они будут на леднике.

Первой из палатки извлекли Наталью. Попытались надеть на нее шину похожую на огромный памперс, но из этого ничего не получилось. Пришлось нести ее просто на спине. С переломанным тазом, в беседке на самостраховке, перекинутой через плечо добровольца спасателя. Как бы то ни было, но через три часа полуобморочную Наталью удалось спустить на ледник. Спасатель Игорь, выступавший в роли носильщика, выглядел едва ли лучше своей крестницы. Где-то на последних веревках его обвязка не выдержав двойного груза расползлась по швам. Вусмерть измученную Наталью положили на пуховку и волоком потащили по леднику к палаткам.

За Натальей наступает моя очередь. Однако, изображать героя я уже не в состоянии, поэтому доктор Дима прямо через штаны колет мне обезболивающее. Потом, несмотря на мои отчаянные вопли, под ногу мне подсовывают шину. Специальным насосом из шины откачивают воздух и она твердеет, обеспечивая ноге неподвижность. Мне становится несколько легче, и я сам выползаю из палатки, а потом по наклонной плите съезжаю в специальный мешок. Мешок называется "Герма", к нему подсоединяют насос, и у него твердеет дно. Меня вместе с гермой обвязывают двадцатью метрами веревки, прищелкивают верхнюю страховку. Трое спасателей плетут хитрую паутину из своих самостраховок прищелкиваясь к перилам и ко мне.

- Ну, теперь держись, - улыбается мне Володя, - Мы все к тебе встёгнуты.

И-эх, поехали. Со старта взяли очень неплохо. Сначала надо было подняться вверх. Я высунул из гермы руки и по мере сил помогал вытягивать мешок по веревке. На перестежках я муфтовал парням карабины, пока они тяжело обвиснув на веревках пытались отдышаться. Но очень скоро руки мои потеряли чувствительность и мне пришлось полностью закутаться в герму. Но подъем уже кончился.

На очередной перестежке нас принимает совершенно промокший хмурый спасец которого все зовут почему-то Голодный. Он встал в пару к доктору, который не оставлял меня на протяжении всей эвакуации.

Как потом оказалось, в лице доктора судьба столкнула нас с легендарным Димой Щитовым. Пионер горнолыжного освоения Белухи, по профессии хирург, врач сборной по горным лыжам, Дима в этом году планировал спуск по "Бутылке". Но клиент упорхнул с перевала Делоне, и честолюбивые планы начали накрываться медным тазом. Доктор - профессия в этом сезоне более чем востребованная. Только отправили вниз пострадавшего, как пришло сообщение о новых спасах. И опять лыжи отставлены, а хмурые вертолетчики торопят с погрузкой, разглядывая кисель облаков, в котором они вопреки прогнозам каким-то звериным чутьем угадали окно. И вот вместо рекордных спусков, Дима задыхаясь тащит по мокрым скалам герму с очередным клиентом.

Перила пошли горизонтально, а потом вниз. На второй веревке мы очутились в ручье. Мне в герме было лучше всех, потому что у нее оказался в наличии огромный капюшон, в который я закутался по самую шею. По ручью мы ползли до самого ледника, преодолев несколько водопадов, в которых я свободно зависал на веревке под потоками ледяной воды.

Последние метры до палаток Дима и Голодный тащили меня волоком по волнистой поверхности ледника. Меня безбожно трясло, и в голове назойливо крутились строки про "пару гнедых". Герму подкатили прямо к "подъезду" палатки и я перелез в спальник пачкая кровью все что попадалось мне по пути. И палатку, и спальник нам предоставили спасатели. Только здесь я понял насколько замерз. Наталью же просто напросто трясёт как при пляске святого Витта. Единственная сухая вещь на мне это шерстяной носок, который кто-то из спасателей надел мне на здоровую ногу. Во вторую палатку забились все более или менее здоровые и наши спасители, промокшие еще больше нас, если это только возможно. Нескоро закипает чай в старом закопченом чайнике, и только когда я почувствовал в руках теплую кружку я поверил в то, что нас вытащили.

Нас ожидала нелёгкая ночевка на леднике в двух палатках. Ребята работали на стене, снимая снаряжение, медленно темнело в мрачном ущелье, ветер рвал полог палатки, было сыро и холодно. И вдруг как волшебство возникла словно из ниоткуда эта фраза, зазвенев в холодном воздухе бронзовым колокольчиком: - Вертушка! Вертушка идёт. И еще не звук, нет, только далёкое эхо доносит до нас волшебный голос широких лопастей, где-то за дальними отрогами несущих к нам неуклюжую вертушку. "А душу разорвет мне не кларнет… а нота, долетевшая ко мне от авиамотора поршневого". М-да, а меж тем на скалах еще работают ребята. Все кто внизу, надрывая глотки, несвязно кричат наверх что-то типа "бросайте все", и "всем вниз". Вряд ли из этого вышел толк, скорее всего наверху тоже услышали вертушку, и наш арьергард начинает спускаться. На скалах остаются две кевларовые веревки и Ларискин рюкзак, набитый нашими тряпками.Тем временем меня извлекли из палатки и я устроился на носилках, покинуть которые мне предстоит только в палате областной больницы.

Двое поднимают меня и тащат, между прочим, вперед ногами. Я не протестую, ибо это дает мне возможность смотреть вперед. А картина там открывается достойная. На фоне огромной восточной стены пика ХХ-лет ветер играет как пушинкой спасательным Ми-8. Тяжелая машина разрисованная символикой МЧС висит в воздухе, зацепившись передним шасси за лёд и нелепо задрав хвост. Порывами ветра ее раскачивает из стороны в сторону словно это жестяной флюгер. В дверях, рискуя выпасть на ледник мечется второй пилот постоянно теряя огромные наушники и от этого картина теряет всю серьезность и приобретает немного нелепый оттенок. Мои носилки как тараном пробивают плотную стену воздуха от винта, я на мгновение, задохнулся, зажмурился и открыл глаза уже во чреве машины. Слева проходит какая-то труба от которой веет чудесное, почти живое тепло, и которую я тут же облапал занемевшими пальцами. Рядом втиснули носилки с Натальей, и тут же через наши головы полетели какие-то спальники, веревки, палатки комом с торчащими во все стороны стойками, рядом грохоча железом упал кто-то, на него тут же навалились, по головам передали рюкзак. Все грохочет и гремит. Воют моторы. Рифленый пол под нами дрожит и время от времени уходит куда-то вниз, хотя мы еще не взлетели - это ветер запоздало пытается продемонстрировать нам свою мощь. Наконец люк глухо хлопает, тональность мотора повышается и я чувствую что мы летим. Вертушка несет нас мягко и осторожно, несмотря на то, что за бортом в полном соответсвии с прогнозом творится самая настоящая непогода. Спеша вытащить нас с негостеприимного глетчера Леонида, пилоты подняли машину в воздух вопреки метеосводке, на свой страх и риск.

Колеса мягко касаются каменистой площадки в углу которой вбит кол с табличкой "Аэродром Аккем". Горы вокруг как будто обрезаны низкими плотными облаками. Тепло. Ветра почти нет. Это другой мир. Устало скрипнув на последок, лопасти застывают, раскачиваясь под собственным весом. Голодный открывает люк и спускаясь на камни по дюралевой лесенке опережает вопрос встречающих:
- Холодных нет. ВСЕ ЖИВЫ!