В начале 2002 года издательством института, где сейчас работает Евгений Игоревич Тамм, была издана его книга "Записки альпиниста". Книга вышла малым тиражом - всего 500 экземпляров. Автор любезно предоставил Mountain.RU право познакомить своих читателей с некоторыми главами из Записок.

Автор: Е.И.Тамм, г. Москва

Случайная выборка или почему?

У каждого бывает состояние, когда работа не ладится. Нет идей, нет желания и сил заставить себя заниматься чем- либо серьезным. Такое состояние длится иногда часами, а бывает и днями.

У меня в комнате на работе висит замечательная японская, цветная фотография с изображением “Пумори” – семитысячника, одного из ближайших соседей “Эвереста”. А в проеме между окон – небольшая, деревянная инкрустация “Ушбы”, вершины – красавицы на Кавказе. Других украшений нет. Поэтому, когда состояние безделья застает меня здесь, я чаще всего любуюсь своими “кабинетными” горами, и в голову приходят мысли о событиях, которые связаны с альпинизмом – о тех счастливых годах, когда мы были пьяны горами и каждому было ясно, что они ждут нас и зимой и летом. В такие минуты, помимо моей воли, как наваждение всплывает в памяти одно из последних восхождений на Памире .

Сейчас, после смерти Олежки, я остался единственным из той четверки, которая начинала это восхождение, и из двойки, которая его заканчивала. Быть может избавиться от этого наваждения (хотя не ясно, хочу ли я этого) поможет попытка поделиться своими воспоминаниями.

Воспоминаниями о радостных, ярких и жизнеутверждающих ощущениях, связанных с альпинизмом вообще и о тех ужасных , ни с чем не сравнимых по боли и опустошению переживаниях, которые испытываешь, когда это жизнеутверждение обрывается потерей друзей. Когда их жизнь становится платой за многолетние совместные удовольствия, за необычный и неразрушимый способ породниться – породниться через горы. Родство это возникает из сопереживания самых тяжелых моментов (или периодов) жизни. Мика любил говорить: - “Мы ходим в горы, чтобы быть вместе, чтобы получать наслаждение от общения с друзьями в самых приятных для нас условиях”. Он заплатил, за эти наслаждения, жизнью. И все мы подспудно понимали, что такая плата может быть востребована горами с каждого из нас. Но вернись все вспять – и мы, каждый в отдельности и все вместе, даже при наличии сегодняшнего жизненного опыта, без сомнения, выбрали бы тот же путь – путь через горы.

Проходят годы (многие годы), но наша, рожденная горами семья становится для нас все дороже и дороже. Многих мужчин мы оставили в горах. Но семья живет!

Маршрут о котором пойдет речь , далеко не самый сложный и красивый из пройденных нами за многие годы занятия альпинизмом. Но о нем я чаще всего вспоминаю.

Мы возвращались в базовый лагерь. Накануне, тройка (я и два Олега) поднялись на вершину, а Мика оставался в палатке на ночевке. Наиболее сложная и опасная часть сегодняшнего пути – спуск по крутому ледовому ножу – остался позади. Дальше вниз от небольшой скально-ледовой площадки, на которой мы остановились отдохнуть, начинался фирновый склон. Сначала, еще 3-4 веревки, достаточно крутой, а затем постепенно выполаживающийся и выводящий на перемычку. Пройти ледовый нож удалось сравнительно быстро – еще не вытаяли вырубленные при подъеме площадки. Пользуясь ими можно было легко организовать страховку через ледовые крючья. Спускались “связка по связке” И только последний шел с нижней страховкой.

Погода с утра держалась хорошей – высокие кучевые облака, негусто раскинутые по яркому небу, неторопливо проплывали на юг, не касаясь даже самых высоких вершин района. Было холодно, но зато практически безветренно.

Сегодня Мика казался бодрым – мучившие его накануне боли печени, по-видимому прошли, да и сказался отдых, полученный его “болячками” накануне. Во время остановок он с большим интересом рассказывал о последних успехах своей лаборатории. В частности заметил, что они навсегда обеспечили себе возможность заниматься чистой наукой и только той, которая их интересует. Оказывается, при определении мест для бурения нефтедобывающих скважин в уже разведанных районах, очень часто ошибаются и бурят “пустые” скважины. Они же, в лаборатории, используя большой объем геологической, сейсмической и прочей информации, которой обычно пользуются при выборе точки бурения скважины, создали математическую программу для узнавания хороших точек. Такой способ использования вычислительной техники позволил резко сократить бурение “пустых” скважин. Это дало возможность экономить сотни миллионов рублей в год... Мика вообще часто с увлечением рассказывал нам о занимавших его научных проблемах. Его кругозор, эрудиция, талант во много крат превосходили “средневзвешенные” нормы. Возможно, поэтому он иногда бывал излишне возбудим и резок, не терпел глупости. И в то же время, был всегда нацелен помочь любому, кто в этом нуждался.

Короткий отдых закончился. Готовясь продолжить спуск мы вновь связались по парам. На этот раз я с Олежкой, а Мика с Кулей – алгоритм выбора напарника был прост – кто оказался ближе друг к другу. Первые две веревки обе связки прошли еще со страховкой через крючья и вместе, а потом пошли независимо и одновременно. Такой способ требует повышенного внимания, но зато движение значительно ускоряется. Чтобы связки не мешали друг другу Мика с Кулей шли ниже нас и чуть в стороне. Мы с Олежкой немного задержались, ликвидируя последний пункт крючьевой страховки.

Природа безмолвствовала. Успокаивающая тишина охватила горы. Солнце начало пригревать склоны и время от времени мимо проскальзывали по льду ни то мелкие камушки, ни то льдинки. Обе связки работали молча и сосредоточено. Это были минуты наслаждения альпинизмом – ты работаешь и всеми порами чувствуешь свободу и единение с природой, ощущая себя маленькой ее частью. Все житейские заботы кажутся в это время второстепенными и ты понимаешь, что ни они должны диктовать тебе линию поведения в жизни. Именно в такие минуты, подобно истинно верующему на исповеди, ты очищаешься от скверны.

Мне показалось, что мимо нас, справа сверху, вниз налево просвистел по льду камень. Мгновением позже я услыхал снизу страшный, разрывающий тишину, скрежет металла об лед. Не понимая еще, что это значит, не поворачиваясь, бросил взгляд вниз. Только что там были ребята, а сейчас на ледовом склоне их нет. Но тут же над скалами, замыкающими склон, взметнулось сначала одно тело…. и исчезло, и почти сразу же, очевидно выброшенное рывком веревки или ударом о камни, второе…. и тоже исчезло. Они не зарубились на льду и ….ЭТО БЫЛ КОНЕЦ.

Вновь воцарилась, на этот раз пронизывающая тишина. Все это заняло несколько мгновений. Несколько мгновений и нет только что наслаждавшихся жизнью, здоровых и сильных, талантливых людей.

Во мне, в моем сознании, сердце, теле, за эти мгновения что-то навсегда изменилось. Не понимая, что делаю, завернул ледовый крюк, подстегнул к нему “самостроховку” и только тут посмотрел на Олега. Он был выше меня по склону и, как оказалось, сделал тоже самое. Мы долго смотрели друг на друга не нарушая тишины. Я заметил, что Олежка как-то сразу почернел.

Страшно глупо! Нелепо! Мгновение – и уже все другое. Не ощутив всего этого, понять наше состояние невозможно. Потом появилась странная мысль: как же Кулина защита докторской, ведь она уже назначена на октябрь? А как же Леша, ведь он внизу, в лагере, ждет отца? А как же Дора Израиловна – Микина мама, еще сегодня он говорил, что волнуется за нее – оставил ее в плохом состоянии!

Потом мы с Олегом медленно спускались на перемычку, непрерывно забивая крючья там, где уже можно идти одновременно и без страховки. На перемычке сбросили рюкзаки, достали оставшиеся у нас скальные крючья и начали спускаться по линии падения ребят. Это означало идти в противоположную от нашего пути сторону, т.е. не в основное ущелье, где была наша база и наблюдатели, а в боковое.

Спускались, наверное, с излишней осторожностью по крутым скальным выходам и ледовым сбросам. Под ногами хорошо просматривался ледник бокового, короткого ущелья. Вход в него, как мы потом убедились, узок и перекрыт ледопадом. Возможно, в нем до сих пор ни кто, ни когда не бывал (а теперь, точнее говоря, никто ни когда не бывал живым).

Спустившись на несколько веревок, мы начали находить следы падения тел Кули и Мики. Вскоре стало совершенно очевидным то, что было ясно с самого начала – они погибли, ударяясь о скалы, еще в начале падения по стене. По нашим оценкам, глубина падения до ледника была не менее 800 метров. Крючьев у нас оставалось мало (основная “кузня” была у Кули.). Дальнейший спуск не имел смысла – уже некому было оказывать помощь. Мы вернулись на перемычку.

Все эти маневры вызвали панику у наших наблюдателей. С самого утра они хорошо видели на ледовом ноже , а потом склоне обе двойки, а затем обнаружили, что очень медленно спускается только одна связка. Стало ясно, что произошло ЧП. Совсем огорошило наблюдателей, что вскоре исчезла и вторая пара – несколько часов, пока мы спускались в другое ущелье и возвращались обратно, нас не было видно. Об этом сообщили в лагерь. Затем вновь появилась только одна двойка и начала спуск в сторону наблюдателей. Из лагеря вышел спасательный отряд.

Мы спускались, как автоматы. Все сложные места были пройдены. В памяти полнейшая пустота. Помню только обсасывание мокрых скал, которые начали попадаться ближе к леднику. Жажда и пустота – вот все, что было в нас.

В полной темноте, ориентируясь на тусклый свет фонарика наблюдателей, мы спустились на боковую морену и услыхали, как торопливо, постукивая ледорубами, почти бегом, подходят наши товарищи. Они тоже услыхали нас. Обе группы остановились в нескольких десятков метров одна от другой, не видя друг друга.

Потом Вилин голос спросил: - “Кто вы?” Они же не знали кого нет! (Вильям Смит – доктор хим. наук, мастер спорта, руководитель спасательного отряда.)

Уже второй раз в альпинистской практике надо было отвечать на такой вопрос. Что сказать? Как сказать, что жив ты, а не они? Мы замерли, а потом неожиданно ответилось: - “Среди нас нет Кули и Мики”. И снова тишина. И каждый думал о чем-то тяжелом. Теперь, когда и у них не было сомнений, они так же, как и мы, мигом потеряли часть самих себя. Возможно именно в это время, впервые четко подумалось: если причиной был камень – почему он пролетел мимо нас? (Тогда на Вилин вопрос был бы другой ответ). Случайность?!

Если просто сорвался на склоне один из них, то почему не я оказался на этот раз связан с ним одной веревкой ? Почему в последний раз мы связались именно так? Опять случайность? Так почему же…., почему жизнь сложена из таких случайностей? Я знаю, что Олежка потом часто возвращался к такому же вопросу. Так почему же, почему теперь именно я остался один из этой четверки?

Я не верю ни в черта, ни в бога. Я не верю, что программа жизни каждого заложена в него на генетическом уровне. Меня мутит от всякой мистики. Но все же, почему, почему именно так складывается жизнь? Мика сказал бы: - “Случайная выборка”. Возможно!

А быть может, так же, как для определения удачных точек для бурения скважин, можно перед восхождением заложить в соответствующую программу все, что известно о маршруте, о судьбе побывавших на нем альпинистов и пользуясь такой программой определить судьбу каждой очередной группы? Но какой никчемной станет тогда жизнь!!! Человек заранее будет знать, можно ли ему сделать очередной шаг. Я не хотел бы так жить!!! Но возможно, лишь потому, что я живу, потому, что не я был в той связке!

В базовый лагерь мы, вместе со спасательным отрядом, пришли уже под утро. Здесь никто не спал. Надо было начинать с самого трудного и неизбежного. Я пошел в палатку к Леше – Кулиному сыну. Он переживал трагедию, как взрослый мужчина. Несмотря на возраст, мужества и выдержки у него было не меньше, чем у отца. Но все равно, смотреть на него было невыносимо тяжело. А надо было побороть жалость и общаться с ним без сюсюканья, как со взрослым. Здесь, в лагере вместе с ним был и Никита (мой сын), которому в том году исполнилось 16 лет. Ребята, практически двое суток, не знали, кто именно погиб и есть ли в спускавшейся двойке их отцы. Понимаем ли мы до конца, какие глубокие рубцы на сердце и в их памяти оставляют такие переживания!

Невозможно не вспомнить здесь, что зимой 1960 года, во время нашего зимнего траверса Домбай-Ульгена, подобные переживания выпали на долю Игоря Евгеньевича – моего отца. (От редакции Mountain.RU: речь идет о трагедии произошедшей в команде МВТУ руководимой Игорем Ерохиным. Команда Академии Наук, в состав которой входил и Евгений Игоревич, в тоже самое время шла этот траверс с разрывом в несколько дней.) Ни чего не скажешь, нелегкая судьба у наших родственников и близких.

На следующее утро, в составе небольшой группы , мы пошли в боковое ущелье искать тела ребят. Попасть в него оказалось не так уж и сложно с точки зрения техники, но опасно. При входе в ущелье, узкая горловина, перекрытая висячим ледником, интенсивно простреливалась камнями с крутых скальных стен. За горловиной ущелье постепенно расширяется, ледник становиться положе, а открытых трещин меньше.

Место, где лежали тела ребят, легко было определить по свежему выносу скальных обломков от камнепада, вызванного их падением Удивительно, но страховочная веревка не оборвалась. Тела оказались туго спеленаты ею. Было очевидно, что они погибли сразу же, в начале падения. Для транспортировки тел через горловину ущелья надо было собрать там относительно много людей, но это было опасно. Мы временно захоронили ребят в ледниковой трещине и отложили окончательное решение об их погребении до консультации с родственниками, а значит до следующего сезона.

На следующий год мы перезахоронили тела Мики и Олега в этом же ущелье и закрепили на камне у могилы металлическую пластину с соответствующим текстом. А на огромной скале в основном ущелье, у тропы, недалеко от места базовых лагерей, выбили большую памятную надпись.

Проходят годы, многие лета! Твоя жизнь естественным образом подходит к границе. Чем ближе она, тем мудрее кажутся слова старой песни: “Уж лучше в горах свои кости сложить, чем здешним червям доставаться”. Есть и другое высказывание на эту тему: “Лучше, чтобы последним звуком, который ты услышишь в жизни, был скрежет металла о лед в горах, чем визг шин тормозящей машины в душном и пыльном городе”. Подумаем, быть может не надо сильно печалиться о судьбе ребят (другое дело о судьбе оставленных ими близких). Быть может надо им позавидовать? Наверное, на этот вопрос можно ответить только находясь на самой границе своей жизни.

Вот к таким, а не только к веселым и радостным воспоминаниям я начал приходить иногда, когда работа “ не идет ”, и я невольно обращаюсь к своим “кабинетным” горам...