Автор: Александр Зарчиков, Сахалин

Алтайская история

Восхождение на Белуху с четвероногим другом

Целый год вынашивал и обмозговывал идею поездки на Алтай с восхождением на Белуху. Во время рейса на судне строил и разрабатывал теорию похода. Затянувшийся рейс чуть было не сорвал планы, и все-таки опоздав с приморцами на Актру, мы с Машкой решились стартануть, своим путем, к славной Белухе, и вылетели в Новосибирск.

Задумка была проста - мы доползаем до подножия Белухи, или до Делоне, или до Берельского перешейка, Маша паркуется, а я с какой-нибудь группой иду на вершину. Путь к началу похода недолгий. Автобусом Новосибирск – Горно-Алтайск, затем по зверскому тарифу на частнике до Тюнгура (1500 руб). Выехали утром из Новосибирска, и уже к полуночи были на Высотнике – питерская база в п. Тюнгур. Тут и заночевали в кемпинге.

До смерти запуганные интернетовскими байками о дождливой алтайской погоде, мы удивились и обрадовались яркому утреннему солнышку и чистому небу. Отличная погода вскоре и слегка огорчила нас, так как невозможно было найти лошадей с проводником на этот день – почти все отправились на покос, и только после продолжительных происков договорились на следующее утро в Кучерле. До вечера пролежали на берегу Катуни, загорая и наслаждаясь окружающей алтайской природой так внезапно изменившейся на суету городов и машин. Нахлынувший покой затерянного Тюнгура напитывал нас энергией для завтрашнего старта. Вокруг весело похрюкивая, проносились смешные поросята, гуси гагача и, хлопая крылами, шарахались тут и там, топоча копытами, с диким ржанием проносились лошади, неся на своих мускулистых спинах всадников – аборигенов этого фантастического края.

Утром выехали верхом … наши рюкзаки, а мы вослед или, обгоняя, потопали вверх по Кучерле. Нашим проводником был Лева – молодой угрюмый алтайский парень, хитро уклонившийся от покоса, отправившись с нами – неплохой приработок к бюджету алтайской семьи. Тропинка постепенно забиралась все выше, местами пролегала над хорошими обрывами, и Машка, так панически боявшаяся высоты начала понемногу привыкать. Первый ходовой день хорошенько измотал нас обоих после продолжительного ничегониделания, и к вечеру, перевалив перевал Куй-люк и, встав на ночевку, Лева объявил, что мы идем очень медленно, и не известно как завтра дело будет.

На следующий день идти оказалось сложнее - одолели несколько перевальчиков, на одном из них нам открылась панорама Аккемской стены и Белухи. Ослепительно белый массив где-то в недоступной, возвышающейся дали на фоне ярко синего неба. На этом перевальчике, нас встретил табун красивых лошадей. Жеребенок подбежал ко мне, мордой потянулся к рюкзаку, шевеля ноздрями и ушами, и нисколько не испугался.

Вскоре мы догнали небольшой караван. А на отдыхе нас догнал еще один караван, и за ним нарисовались два омских парня. Как оказалось, они были осколком основного коллектива зависающего на Кучерлинских озерах, в будущем соединяются на Аккеме и частичным составом штурмуют Белуху и другие вершины. Я поинтересовался о своем возможном участии в их компании. Оказалось что все возможно, стоит только поговорить с начальством. До начальства как до Китая… Наш караван увеличился втройне, и в автономном режиме отбыл вперед.

Дальше предстоял перевал Каратюрек. В переводе с местного означает Черное сердце. Впоследствии наш друг поведал легенду о богатыре - добром сильном парне, что жил в этих краях. В те давние времена какая-то сволочь, мамайский князь по кличке Черное сердце, совершал набеги на эти места и буквально затеррорезировал местное население. Но в один ненастный день попал под раздачу и растерял свое доблестное войско, а сам в отступлении забрел в горы и заблудился в туманном горном лабиринте. На эту беду прискакал наш добрый друг, вооруженный до зубов, и была страшная битва. И пал злой князь смертью храбрых в честном поединке, и тогда наш добрый друг в порыве бойцовского азарта вырвал у князя его злое черное сердце, и швырнул его с самого перевала в бездонную, черную пропасть.

Я не знал, что представляет собой перевал Каратюрек. Как сказал Лева – самый высокий конный перевал в России. Люди сказывали – место очень страшное - страшная пропасть и узкая тропинка. Очень волновало обстоятельство, как Машка будет преодолевать столь сложный для неё участок. Наскоро набросал в уме систему – нечто вроде нашей связки, где веревка два метра нас соединяющая – психологически закрепляющее Машкино состояние. Но ничего привязывать не пришлось. Сначала я удивлялся, почему Маша не реагирует на возникающую перед нами гору, по которой ползет вверх тропинка по самому острию ребра выходящая по нему, на начало мощного гребня. Там далеко, далеко маленьким силуэтиком чернели авангардные лошади нашего каравана, растянувшегося по всему ребру. Это открылся Каратюрек. Вот и мы подтянулись под перевал, и Маша наконец подняла голову спрашивая: “Куда дальше?”, а, рассмотрев ответ на свой вопрос, вдруг как заорет! Истерика. Ругань беспрецедентная. Помнится, мой тренер говорил, что когда девчонки начинают материться, значит становиться круто.

Я, поначалу пытался успокоить бедную Машу, но вскоре все это надоело, и бросив напоследок, что наши вещи наверху, и можешь тут ночевать если хочешь, я пошагал вперед. Сдалась, детка, засеменила следом. Взбираясь на перевал, дабы сохранить спокойствие, я пытался запудрить ей мозги какой-то историей из недавно прочитанной книжки, но проклятое женское любопытство снова все испортило! Заглянув через моё плечо в пропасть слева, у Маши задергались в судороге конечности, но на лице, в страшной гримасе отразилась ярость борьбы со страхом, отступать не куда, вперед, только вперед, и она снова делает шаги наверх сначала потихонечку, а потом все быстрее и быстрее, и вот мы почти наверху, но здесь тропинка уходит в пропасть и пересекает очень крутой склон. Пропасть в двух шагах. Для Маши это невыносимо. Она падает на землю, вцепляется нестриженными ногтями в холодную каменную насыпь, и снова истерика, и снова…. Я отправляюсь на разведку. Оказалось, нужно пройти всего 50 метров и мы на вершине - на огромной безопасной площадке. И тут Маня совершает подвиг. Фантастика! Она с закрытыми глазами переходит тропинку над пропастью. Правда, со стороны пропасти идти пришлось мне и в охапку ее держать. На вершине перевала оказалось много народа, возвращающегося с Аккемского озера. К вечеру спустились с перевала на берегу озера, поставили палатку.

Следующий день отдыхали, готовились к броску на Томские. Поутру пошел дождик, и Маша в никакую не хотела идти, и только когда к обеду вылезло солнышко, она наконец соизволила согласиться со своей туручастью, и мы вышли. В дороге тропинка много раз раздваивалась, путалась и чего только не вытворяла с нашими нагруженными донельзя телами. Шли по морене. Обогнали очень медленную группу из Омска и видели в правой части ледника двоих с собакой, шагающих в одном с нами направлении. Приходилось скакать по скользким булыжникам, подниматься на крышу морены, спускаться почти к ее основанию, и только когда вышли на ледник (был восьмой час), дело пошло, как по маслу.

Поначалу шли по ровной поверхности ледника, но на подходах к Аккемской стене, ледник пополз вверх, все чаще и чаще разрываясь, Приходилось сильно петлять, прыгать через трещины. Время поджимало, Машка опять в отказ, идти непонятно куда, невидно ни каких домиков, и вообще я говорит, “щас” вниз пойду! Уговорил подождать и отправился в разведку на поиски ходов промеж трещин, и домиков. Лабиринт трещин с трудом разгадал. А вот домиков не обнаружил. Пришлось наврать Мане, дабы избавиться от лишней суеты - не люблю женщин лупить. Пока вместе петляли в трещинах, стемнело. Мы вышли на ровную поверхность и направились вдоль осыпи примерно в направлении Томских. На самом деле я не знал, где они находятся, да и не надеялся сегодня к ним выйти.

Я впервые попал в большие горы, на ледник и оказался под таким мощным склоном. Над нами нависала мрачная громада Аккемской стены, было жутко провалиться в трещину, попасть под камнепад, и вообще по темени было очень жутко. Хотелось спать и есть. Почти в полной темноте поставили палатку на льду у какой-то осыпи, в безопасном, на мой взгляд, месте. Ночью нас разбудил страшный грохот. Жутко перепугавшись, я выскочил из палатки – на ближайшем склоне под восточной Белухой разбушевался камнепад. Было видно, как мощные каменные глыбы отскакивают от черного склона на несколько десятков метров. Страшно, но пока для нас безопасно. Я покосился на наш склон осыпи, и успокоился, он мне показался не способным на камнепад. Утром я отправился на поиски Томских. Оказалось мы не дошли около двухсот метров.

На Томских встретили двух альпинистов с собакой. С собакой мы уже знакомились – на Высотнике кормили ее колбасой, и Маша с ней фотографировалась. Двое собирались на Вершину. Ваня, гид с Высотника, и его подшефный немец – Мальте. Я объяснил свою участь, в надежде, что может быть, меня возьмут с собой. Ваня сказал, что они не могут, но здесь есть парень, который долго ждал кого-нибудь, с кем отправиться на вершину. В вагончике оказалось много народу - группа поддержки большой группы с Новосибирска, которая сейчас на подходах к вершине.

Нас с Машей записали в тетрадку, и вот вернулся он. Он протянул мне руку и представился:

Собрались за час, попрощался с Машей и отправился по следу Вани и Мальте. Машка была очень расстроена моим уходом, но я знаю, она очень хотела, чтобы я забрался на вершину.

Герман оказался из Новосибирска, но ранее жил на Камчатке и даже бывал на Сахалине. Герман просидел уже четвертый день в ожидании напарника, но его напарник не рассчитал на него и ушел один, и вот сейчас он уже собирался возвращаться. Герман был настоящий горнолыжник, и сейчас он шагал в горнолыжных ботинках, и горнолыжном костюме. Только каска была строительная.

У подножия Делоне догнали Ваню и Мальте. Пока мы одевались, они вышли, и поползли сначала по каменному контрофорсу, но через несколько метров вышли на лед. Одевшись, мы пошли следом. На льду мне было страшновато, после долгого перерыва ведь я больше года, серьезно никуда не ходил. На станцию я вертел по два бура, и на промежуток промеж станций по два с выходом на всю веревку(50м). А Ванька как оказалось потом - по одному там и там. Немец почти ничего не делал, только страховал, и глазами хлопал, как, впрочем, и Герман. Они вышли наверх часа на два раньше, чем мы.

Где-то на середине склона к нам прямо по льду поскакал пес. До этого он забирался по скале, а когда пытался подойти к Ваниной связке, они его скидывали. Однако пес далеко почему-то не летел, а снова и снова догонял их, но отстал и теперь решил присоединиться к нам. Мы повторили попытку избавиться от него, и удалось прогнать собаку на скалы. Однако он, паразит, полез по скалам словно овца горная, и когда до верха оставалась одна веревка, опять прицепился к нам на станцию. Толкать его вниз, было не гуманно, собака упорно отказывалась куда-либо идти. На верху показались люди, они с презрением смотрели на наши издевательства над бедным животным.

Тогда какой-то мужик стал орать, что он сейчас спуститься к нам и заберет псину, а после спустит ее. Мы согласились, но вдруг пес полез соло. Растопыривая свои собачьи когти и вонзая их в фирн, он карабкался по крутому склону, не зная страха и упрека! Вылез на вершину и был принят живущими там альпинистами. У них мы и узнали направление движения. Пока мы с Германом готовились к переходу по Менсу, Ваня с немцем превратились в две еле заметные точки, ползущие по склону на Берельское седло. На самом седле чернел лагерь Новосибирцев.

Быстро спустились по Менсу, и потом очень долго и тяжело поднимались. Шли в связке. Ванька с Мальте, впереди несвязанные, но я был впервые на леднике, и не собирался отказываться от простых правил. Хотя в связке идти гораздо труднее, один тащит за собой веревку, другой толкает ее вперед. Постоянно наступаешь на нее, путаешься и прочее. Пес на спуске обогнал нас, и не успели Ваня с немцем подняться, он догнал их! Мы поднялись на седло к закату, и были встречены приветственным гимном, состоящим из разного рода песен в исполнении бравых Новосибирских альпинистов, кукующих тут уже четвертый денек. Герман обрел своих знакомых. Одним из главных в их коммерческом предприятии, оказался Николай Николаевич. Он первым делом осведомился, нет ли у Германа какого-нибудь горючего, Герман сказал, что тащит собой проклятый кемпинг газ, к которому нет горелки. Николаевич очень обрадовался, и пообещал, что сейчас организует свет, тепло и чай. Но потом оказалось, что их горелки к нашим баллонам не подходят. В лагере царило оптимистическое настроение, так как все сводилось к тому, что завтра будет прекрасная погода, и все отправятся на вершину. Герман поговорил с Николаевичем, и нам представилась возможность пользоваться их перилами, но в свободное от основной группы время. Уставшие завалились спать.

Утром вышли пораньше, в числе первых, планируя взойти на вершину и вернуться в этот же день на Томские. Идти оказалось очень тяжело. Может акклиматизация? На ТКТ встретили палатку Вани и Мальте, в тамбуре спала собака, высунув голову наружу. Значит, ребята тоже спят. Примерно в полукилометре до подхода к подъему на перевал раздельный я обессилевший бросил рюкзак, трекпалки, а с ним и ледобуры. Авангард подобрался к подъему, преодолел бергшрунд, и пополз вверх. Когда мы с Германом подошли к первой перильной веревке, на ней еще висел кто-то из первых организаторов перил, и пока перила освободились для клиентов, к ним выстроилась огромная очередь. Поначалу казалось, что мы с Германом стоим в очереди, но после нас вежливо оттиснули в сторонку, и когда, я попросил пропустить нас, так как холодно и вообще, нам конкретно отказали, потому, как группа коммерческая лезет. Я разозлился и, плюнув на все это дело, отправился один, Герман на страховке. К этому времени Ваня с немцем уже прошли бергшрунд, и готовились ползти вторую веревку. На бергшрунде я конкретно застрял. Провалился в сугроб, чуть не улетел в пропасть, потом еще поплавал в этом сугробе. Буров не было и не хотелось падать в трещину, и я закричал Ване. Ваня бросил на помощь веревку, и по этим перилам, я дополз до их станции. Станция оказалась на одном ледорубе. Ваня пополз наверх, а я принимал Германа. Немец жутко ругался по поводу нашего вмешательства, но постепенно мы помирились. Дальше немного попутались в веревках, потому как у Мальте ус был связан из основной веревки, а я не хотел уходить с их системы станций. Но все-таки пришлось отключиться и идти какое-то время в автономном режиме без буров. Когда мы вновь догнали международную связку, до Вани наконец дошло, что буров у нас нет, и он предоставил нам две штуки, на которых мы и сделали станции. А последний участок Ваня страховал меня верхней страховкой, и мы с Германом быстренько взбежали наверх. Собака этот подъём сделала соло и без какой-либо страховки. Среди новосибирцев прополз слух, что в неё вселилась душа погибшего альпиниста.

Оставался небольшой подъем на вершину. Погода портилась - наползла бяка и хороший ветерок. Ваня с немцем снова развязались, но я не позволил себе и Герману такой роскоши. Пока поднимались, сверху уже спускались некоторые новосибирцы. Тяжело. Пока дошли до вершины, устали до смерти, мне трудно было дышать и передвигаться. Но вот она! Вершина! Самая высокая в Сибири! Моя первая в больших горах

УРАААААААААААААА!!!

Потусовались наверху. Обессиленные доползли до колокольчика – пофотографировались. Пес тоже был здесь, всего на вершину в этот день взошли двадцать восемь человек. Панорамы не было, лишь только на мгновение открылся обзор, но не надолго, вновь наползла туча. Сильно хотелось есть, и пить, но у нас с Германом не было ни того не другого, даже собаке достались объедки с праздничного стола, но не нам. Спускались связками. Снег налипал на все подряд, и у Германа на ботинках моментально образовывались снежные лыжи. Был момент, когда Герман поехал по склону прямо в пропасть, и я только, только успел хорошенько накинуть веревку на скальный выступ. На спуске с раздельного выстроилась опять очередь, но продвигалась она заметно живее, нежели вверх. Собака, которую окрестили Белуха, осталась без своих компаньонов, без Вани и Мальте, и теперь суетилась около спусковой веревки, заглядывала вниз и очень боялась спускаться, отчего скулила и смотрела на окружающих умными грустными глазами.

Поступило предложение спустить ее в чьем-нибудь рюкзаке. Но почему-то всем было жаль своих рюкзаков. Потом Белуху попытались спускать на ногах, тоесть она опирается на ноги спускающегося человека. Первые две попытки оказались без успеха – она выскакивала обратно наверх. И только когда я начал спуск, Белуха доверилась мне, и мы отправились вниз. На станции пес перебрался к Герману, а последнюю веревку сполз сам.

К вечеру спустились в лагерь, было предложение вернуться на Томские, но я уже не в силах был куда-либо идти. Но одна пара все же отправилась и дошли они до подъема на Делоне.

На следующий день мы с Германом вышли самые первые, и договорились с толпой, что навесим станции и веревки на спуске с Делоне. На подходе к Делоне нас догнал авангард новосибирцев. Я успел навесить одну веревку. Возникла суета. Я убедил их отпустить меня первым, обещая сделать станции и навесить веревки. Когда начал спуск, оказалось, что первая веревка недостает до станции, которую сделала пара ушедшая вчера. Я оставил веревку и спустился пешком до станции без страховки. Крикнул наверх, чтобы сменили веревку на длинную, но вместо этого они скинули мне другую веревку. С ней я отправился вниз, по уже навешенным от этой станции перилам, затем навесил еще одну, спустился по ней и сделал свою станцию.

Германа за мной не пустили. На станции ко мне присоединились Ваня с немцем. Они спускались автономно – на одной веревке. Я дал им возможность использовать свою станцию, и когда они уехали вниз, скинул их веревку, и стал дожидаться новосибирцев. Приехал весь красный от гнева Вася – оказалось, что он чуть не улетел по первой веревке, на которой не было внизу узла, и которую они не заменили. Поругались. Потом, Вася сделал другую станцию, и поехал вниз. Следом прошел его напарник в одной кошке, затем подтянулся Николай Николаевич, и только после этого появился Герман. Внизу пока раздевались, устроили еще небольшие разборки. Белуха осталась наверху, и я не знаю, как она спустилась.

На Томских нас встретила Машка со своей подругой из группы поддержки. В домике собралось много народу – на улице шел дождик, готовили обед, общались, разборки. На обратном пути мы жили на ГМСке, у Володи. Он нам рассказывал много интересного про Белуху, астрологию, Рериха, и летающие тарелки. Несколько раз выходили наблюдать их, но они почему-то не хотели нам показаться. Еще собирали грибы, гуляли на Ярлу – космодром летающих тарелок, и на озеро Горных духов. Было хорошо! Герман нас покинул и в ночь ушел в Тюнгур.

А на пике ХХ-летия Октября побились омичи. Прилетал вертолет с кучей спасателей, и за два дня всех спасли. Четверо угодили под камнепад, у двоих перелом бедер, у одного черепномозговая и у одного рука. Была плохая погода, и вертолет летал по видимости. Спасатели высаживались на склоне горы, забирались вверх, спускали пострадавших, и через день вернулись все живые и радостные.

Вернулись через Аккем речку в два дня. В деревне накинулись на свежее домашнее молоко и хлеб. Пожили день на Высотнике (40 руб. за место в кемпинге). Управляющая рассказала, как они отдавали почести Белухе. Она вернулась с Ваней и Мальте. Был праздничный вечер, Белухе подарили огромную вкусную кость, и пели всякие песни, она радовалась – громко лаяла и виляла хвостом, а потом Ваньке достался новый клиент, и они вместе отправились в новое путешествие.

Возвращались так:
На частнике до Усть-Коксы за 500 руб. (конечно можно было и дешевле)

С Усть-Коксы пытались выехать на попутке, но повезло – сели на такси и за 600 руб. доехали до Горно-Алтайска, а дальше, до Новосибирска на частнике за 400 руб.

Утром выехали, а ночью были в городе.

Ночью, нас не пустили ни в какую гостиницу, но днем нас отогрел, и проводил на поезд Герман. Четверо суток тряслись по России и с Хабаровска долетели на Боинге.

октябрь 2001 г