|
Разброд и шатания
Пробуждение было ужасным - перевернувшись,
я понял, что бок, на котором я спал, весь насквозь мокрый. На улице
шел дождь. Палатка, плохо защищенная тентами и сверху и снизу, текла.
То и дело с потолка на кого-нибудь капало, после чего следовала
тирада, состоящая из бранных слов. Хуже всего было крайним, то есть
мне и Шурику. Ваньке, кажется, тоже досталось. Пытаясь хоть как-то
себя защитить, все уплотнились к центру, где меньше капало и днище
было более сухое. Хитрый Дрон, чувствовавший себя вполне сухим,
чтобы не быть потесненным со своего ненамокшего места, тоже кричал,
что он весь мокрый. Но как оказалось, вся хитрость была ни к чему,
повернувшись, он понял, что тоже с одной стороны мокрый, просто
не ощущал этого, так как согрел влажную половину спальника.
Высунув голову наружу, я увидел,
что вся наша поляна превратилась в коровий выгул. Рогатые животные
под дождем задумчиво бродили меж палаток, щипали траву и также задумчиво
оставляли лепешки. Скоро окружающее пространство превратилось в
сплошное минное поле. По несчастливому стечению обстоятельств, я
сегодня был дежурным. Когда спать стало совсем грустно, я вылез
на улицу под дождь и стал пытаться разводить костер. Все вокруг
было абсолютно сырое, и я долго возился, пытаясь одновременно и
закрывать от дождя эмбрион костра и готовить следующую партию относительно
сухих щепок. Дело не шло на лад, несколько попыток завершились неудачей.
На мое (да и, впрочем, остальных) счастье, вскоре вылез Руслан и
стал помогать. В четыре руки процесс пошел веселее, к тому же Руся
принес сухого спирта. Мы использовали остатки пня, которым позавчера
пастух привел наш ветхий костер в пожароподобное состояние. Через
какое-то время костер был в состоянии не гаснуть даже под дождиком.
Сделав благое дело, Руслан опять юркнул в свою палатку, в которую,
тем временем перебрались все обитатели нашей палатки.
Пока готовил завтрак, я промок до
нитки и прилично замерз. Едва я закончил раздачу тарелок и кружек
по палаткам, то тут же занырнул в палатку руководства, где уже собралось
две трети общего состава группы. Там придумали, как вернуть к жизни
уже поостывший к тому времени кофе. В кофе добавлялся спирт и после
этого напиток был хоть куда и приятно грел внутренности.
Тем временем дождь то шел сильнее,
то слабее и, наконец, закончился совсем. Ребята вылезли из палатки
и уселись у еле горящего костра. Я, выполняя обязанности дежурного,
бегал туда-сюда, мыл каны, расщеплял топором остатки сухого внутри
пня. Было заметно, что обстановка какая-то неспокойная. Я подумал,
что могут начаться разговоры об уезде, к тому же у избушки пастухов
все стоял замеченный еще позавчера автобус. Ожидания оправдались.
Пока я брел с канами к ручью, меня догнала Машка и спросила, поддержу
ли я идею уезда с маршрута. Да, я очень хотел уехать, но после разговора
с Сергеем Олеговичем, поддержать эту идею мне было неудобно. Примерно
так я и ответил.
Когда я вернулся, то увидел, что
обсуждение в самом разгаре. Все сидели надутые, и было видно, что
им неудобно друг перед другом. Я не стал явно принимать участие
в разговоре, а в стороне, методично разрушая топором несчастный
пень, прислушивался к нему. Инициаторами, судя по всему, были девчонки,
кажется кроме Аньки, и Илья. Они выступали за уезд. Оба руководителя
были однозначно против.
Было хорошо заметно, что некоторые
находятся в смешанных чувствах и могут поддержать как ту, так и
другую сторону. Олегович выступил с длинной речью, смысл которой
сводился к тому же, что он до этого говорил нам с Дроном. После
чего, предложил высказать свое мнение остальным. Олеговичу надоело,
что я не принимаю участия в обсуждении, и он потребовал прекратить
издевательство над бессловесным пнем и подойти. Долго никто не хотел
высказываться, видимо, сомневающаяся прослойка сознавала, что руководитель
прав, но уехать все-таки хотелось. Дрон пытался высказаться неопределенно,
что ему, дескать, почти все равно, что уехать бы конечно хотелось,
но надо вроде и маршрут пройти. Бэн и Шурик были против автотранспорта
до Танзыбея, причем позиция Шурика, что для него характерно, была
очень агрессивной по отношению к желающим уехать. Ванька, видимо,
хотевший уехать, сказал что-то неопределенное. Мое желание уехать
за время дебатов совсем не уменьшилось, мне лишь не хотелось, чтобы
я был в этом виноват. То есть, если бы большинство проголосовало
за уезд, я был бы очень рад, но сам никогда не отдал бы за него
свой голос. Поэтому я сказал, что, уже вчера обсуждал с Олеговичем
эту тему и решил, что надо пройти все до конца. Подозреваю, что,
если бы я стоял за съезд с маршрута, меня бы могли поддержать Дрон
и Ванька, и тогда судьба похода была бы решена. Шурик тут же начал
нападать на нас, что это вы, дескать, стоит руководству на вас нажать,
меняете свою позицию. Голосовать уже не имело смысла. Я был доволен,
что разборки наконец закончились, уж больно неприятное это дело.
Освободившись от висевшего на нас
груза, мы с легким сердцем отправились сушить, пока снова не пошел
дождь, на ветру палатку и спальники.
Больше этот день ничем не запомнился.
Как-то лениво обменивались впечатлениями о том, что ночью слышался
рев Медведя, причем, как мне показалось, достаточно близко. Но опасность
встречи с Медведем, не выдерживала конкуренции с опасностью полного
промокания, и никого всерьез не волновала.
Как всегда к концу похода, начал
остро ощущаться дефицит калорий. Глаза у меня стали голодными, и
хотели есть всегда. У людей постепенно начинался "голодный
бред". Это такая заразная походная болезнь, при которой "все
мысли только о еде" O . Каждый вспоминает, какое бы блюдо (естественно
недоступное в настоящий момент) он бы съел. Когда болезнь поражает
весь коллектив, аппетитные блюда обсуждаются вслух с мельчайшими
подробностями, типа поджаристой корочки или "чуть-чуть перчика".
Причем, еще не заболевшие, выражают бурное недовольство, так как
прослушивание подобных гастрономических разговоров, тоже быстро
присоединит их к клану заболевших. В этом походе наиболее тяжелая
форма болезни наблюдалась у Дрона, который, пока мы с ним брели
по тракту, в деталях рассказывал мне о приготовлении барана. Ему
непременно хотелось зажарить барана целиком на вертеле, предварительно
набив рисом. А потом жадно рвать зубами горячее мясо, да так, чтобы
по лицу текли мутные ручьи жира!
Вечером, когда настало время готовить
ужин, снова пошел дождь. На дежурство заступили Леха с Машей, теперь
им пришлось побегать под дождем. Хорошо, что хоть костер уже горел.
Вспоминая, как я сегодня утром, мокрый как мышь бегал и суетился,
готовя завтрак, практически с наслаждением наблюдал, как это делает
кто-то другой. Машку, правда было очень жалко, так как она по своему
обыкновению, чтобы не мочить лишнюю одежду, бегала босиком и почти
раздетая. Каждый раз, когда она нам приносила очередную часть ужина,
мы безуспешно пытались затащить ее к нам в палатку и посушить.
Так, под слабый аккомпанемент дождя,
мы постепенно заснули.
|
