Свои отзывы присылайте в ФОРУМ на Mountain.RU

Автор: Николай Александров, г.Печора

...Я вернусь туда непременно
Полярный Урал 1994 г.

Вот уже полгода минуло с того дня, как произошло это, но случай этот, едва не стоивший мне жизни, до сих пор очень ярко стоит в моей памяти. Я помню этот день во всех подробностях и деталях, даже в самых мелких, как и само то место, где это случилось. За неделю нахождения там я запомнил каждый камень в ручье, и тот одинокий пучок зелёной травы у самой воды до сих пор стоит у меня перед глазами. Я видел его каждый день, когда спускался от палатки к ручью за водой. Этот единственный островок зелени среди нагромождения камней, где стояла, затерявшись, моя палатка. Оно не даёт мне покоя – это суровое дикое плато. Я вспоминаю его каждый день, этот суровый, но вместе с тем и потрясающе красивый мир, о существовании которого многие и не догадываются. Я отчётливо вижу огромную, трёхсотметровую стену, взметнувшуюся надо мной. Эту одинокую палатку среди мёртвого нагромождения камней, и ручей-шум которого был единственным звуком в этом безмолвии, окутанном туманом. И чем больше времени проходит, тем сильнее у меня желание вновь вернуться на это место – исток реки Кобылаю, на Приполярном Урале. На место, которое едва не стало местом моей гибели, ибо, что я там пережил стоит целой жизни. Я был там, на волоске от смерти, и моя жизнь теперь разделилась на “до” и “после”.
Об этом мой рассказ.

Задача - осуществить автономный переход от станции Полярный Урал до реки Вишеры не пришла мне в голову неожиданно. Этой идеей я был одержим несколько лет, из года в год каждое лето уходя в горы и прокладывая там всё новые маршруты, тем самым готовя себя к этому предстоящему серьёзному мероприятию. И вот этот день настал, 28 июня 1994 года я взял старт со станции Полярный Урал.

Надо сказать, с первых минут неприятности начали преследовать меня буквально одна за другой. Сначала остановился поезд. Из-за ремонта путей он опоздал на пять часов. С первого дня пути какой-то злой рок преследовал меня. На душе было неспокойно и тревожно. Подсознательное ожидание какого-то несчастья не покидало меня. Хотелось прекратить маршрут и повернуть назад, лишь бы не идти дальше в эту неизвестность. Я вспоминал все прежние походы, и ни в одном из них мне не было ещё так психологически тяжело, тем более в самом начале пути. Не знаю, что со мной случилось, но с первых дней я стал рассеянный и забыл на стоянке, в верховье реки Макар-Рузь, немаловажные вещи – полотенце и ложку. Ко всему этому добавились физические трудности. Установившаяся в эти дни, ясная солнечная погода, совсем не способствовала успешному прохождению маршрута. Ходьба с сорока килограммовым рюкзаком на страшной жаре отнимала последние силы. Но самым ужасным испытанием был гнус. Чёрной тучей он висел у меня над головой. Единственным спасением от него была палатка. Таких полчищ комаров я не видел ещё никогда. В течение несколько секунд они облепляли всё тело, лезли в глаза, в рот, не давая дышать. Это было что-то страшное. Лицо, руки, шея – всё было в крови. Окончательно измотанный и подавленный, я завершал очередной день, не имея сил и желания даже поужинать. Покусанные за день лицо и руки горели огнём, не давая уснуть, а с восходом солнца в палатке невозможно было находиться, и я выскакивал из неё весь мокрый и не выспавшийся, ибо солнце превращало её в парилку. Единственным спасением была вода. Бросаясь в ручей или реку, и освежившись, таким образом, я мог заниматься дальнейшими делами. Кроме того, во время движения по маршруту, я так же не пропускал ни одной реки, чтобы не искупаться. Это были самые счастливые минуты, минуты наслаждения, блаженства. Прохладная, кристально чистая вода омывала моё тело, неся с собой бодрость и прилив сил. Я пил её большими глотками, не желая из неё вылезать.

Такие пейзажи здесь не редкость. Высота этой стенки около 6 метров.

Начало маршрута пришлось на интенсивное таяние снегов. Обширные поля наледей, лежащие в русле реки Макар-Рузь произвели на меня неизгладимое впечатление. С восходом солнца, подтаивая они начинали обрушиваться, наполняя всё вокруг звуками напоминающими далёкие раскаты грома. Район Карового Массива встретил меня огромными, потрясающе красивыми снежниками, толщина которых составляла 7-10 метров. На одном я поскользнулся, и меня с большой скоростью понесло вниз, по его наклонной поверхности. Чудом успел затормозить ногами и стойками от палатки, что нёс в руках, всего лишь в нескольких метрах от края. Внизу, под отвесно обрывающимся карнизом на глубине нескольких метров, текла река, мелкое русло которой сплошь было усеяно камнями. Меня прошиб холодный пот, когда увидел всё это и представил, что было бы со мной, сорвись я туда.

Серьёзное препятствие для продвижения на маршруте представляли переполненные реки. Перейти их вброд было подчас непросто. Дно, усеянное валунами и напор воды, сбивающий с ног, где глубина на самом мелком месте около метра делали каждую переправу крайне опасной. Наиболее сложное препятствие в этом плане представлял район Пятиречья. Это где реки Хойла, Бурхойла, Пайера, Пайтовис и Лагорта-Ю сливаясь все почти в одном месте, дают начало реке Танью – притоку Войкара. Все они довольно полноводны и конечно же красивы. Запомнилась Хойла, где при одном только взгляде на стремительно мчащийся поток порой становилось страшно. Дважды меня чуть не унесло течением. Самому удивительно, как удалось встать на ноги, будучи сбитым мощной струёй. Но, не смотря ни на что, удавалось чётко выдерживать график движения. Ночевать порой приходилось не всегда в приятных местах. Такие ночёвки на фоне абсолютного безлюдья добивали окончательно. Образно говоря, я впадал в транс. Состояние подавленности неоднократно посещало меня. При этом мне ничего не оставалось, как преодолевать себя и организовывать свой быт независимо от обстоятельств. Мне помнится ночёвка в тундре, в районе Пайера, где в кустах на берегу озера с трудом удалось найти кочку на болоте, чтоб вместить палатку. Взирая на этот пустынный пейзаж, мне казалось тогда, что это всё происходит не со мной. В другой раз ночь меня застала наверху, под перевалом в истоках реки Паги. Шквальный ветер не дал поставить палатку. И тогда, найдя огромный камень на относительно ровном месте, накинув на него полиэтиленовый тент с подветренной стороны и прижав его края камнями к земле, я сделал довольно неплохое убежище от непогоды, где и проспал до утра. Было тепло и сухо, лишь громыхание тента над головой и шум дождя напоминали о непогоде.

В средней части маршрута погода испортилась окончательно. На реке Тумболова я провёл ночь под непрекращающимся дождём, благо кругом был лес и в большом костре я не мог себе отказать. Реку, которую я перешёл заблаговременно, утром нельзя было узнать. Бешенный мутный поток вышел из берегов. Было слышно, как перекатываются по дну камни. Здесь, на десятый день пути, я встретил людей. Это были оленеводы, которые по сей день, кочуют со своими стадами по просторам Урала, и живут в чумах.

река Малая Лагорта

Два последующих дня после этой встречи были хождениями по азимуту с помощью компаса, по затянутым тучам, плоскогорным, каменистым равнинам в верховьях рек Лаптопай, Чигим-Харуты и Мокрой Сыни. Видимость в этом тумане составляла не более полсотни метров. Чтобы не сбиться с пути приходилось ежеминутно поглядывать на компас. Ощущение, словно этому не будет конца, преследовало меня эти дни. Ко всему прочему всё-таки не удалось избежать неприятностей. На одном из перевалов я сбился с пути и долго блуждал среди лунного ландшафта, пытаясь выйти из туч.

Ненастье продержалось недолго. Подул северный ветер, и установилась ясная солнечная погода. Исчез гнус. Я давно уже адаптировался и, миновав верховье реки Хулги, шёл бодрым шагом вдоль восточного склона Народо-Итьинского кряжа, приближаясь к Кожиму – району, куда проникла цивилизация, где дороги и посёлки. Пройдя вдоль этого красивейшего горного массива, вышел на реку Тыкотлова, по долине которой должен был выйти к перевалу. Ночь в этой долине подарила мне не забывающее зрелище. Всё небо полыхало багровым заревом заката. Поистине сказочная картина - полыхающее небо на фоне скалистых зазубренных вершин гор.

После заката

Здесь внезапно напомнило о себе здоровье. На утро почувствовал боль в ноге. Она появилась неожиданно после двух часов ходьбы. Тем не менее, я опередил график и вышел к Кожиму. Несмотря на днёвку и баню, боль не прошла. И всё-таки я пошёл дальше. Втянувшись идти с больной ногой. Прошёл верховья реки Народа, гору Манарага - казавшуюся мне в начале маршрута такой далёкой и недоступной, и вышел к Вангыру. Здесь состоялась запланированная встреча с группой московских студентов экологов, под руководством директора национального парка В.А.Шрайберга.

Взвесив все “за” и “против”, понимая всю опасность предстоящего пути, я не смотря ни на что, вновь двинулся в путь. Какую ошибку допустил, почувствовал сразу как только поднялся на перевал Скалистый, который отделяет верховья Вангыра от истоков Большого Патока. Рюкзак, вновь затареный продуктами, дал о себе знать. Боль усилилась. Я едва прошёл дневной запланированный отрезок пути и заночевал под перевалом Ступенька, в верховьях реки Манья.. Нога стала отказывать, но назад пути не было, посёлок Неройка был ближе.

Мне удалось взять перевал и выйти к нему. Это меня взбодрило. Остался один перевал в верховье реки Кобылаю, и дальше до Щугора несложный полностью безопасный путь по тропе идущей через живописный лес долиной реки Торговая. Неройку, как и весь путь к ней, по долине реки Щекурья, прошёл под сплошным дождём. Горы вновь окутало тучами до основания. Здесь мне предложили остаться переночевать, но я отказался. Это было ещё одной ошибкой. Уставший измотанный, я под дождём достиг дальнего конца долины Кобылаю. Местность здесь была потрясающе мрачна и сурова. Обступившие её со всех сторон горы уходили скалистыми, порой отвесными склонами в низко висящие над головой свинцовые облака. Где-то впереди был перевал, который должен был открыть мне путь к Щугору. Состояние моё ухудшалось, нога давала о себе знать. Засыпая в тот вечер под монотонный шум дождя, я ещё не знал, что мне будет не суждено его взять. И что меня ждут испытания куда более, худшие, чем прохождение маршрута с больной ногой.

“Это и есть, наверное, перевал” – мелькнула у меня мысль. Русло здесь раздваивалось, и я пройдя по левому ручью, заметил впереди небольшой снежник, полого сползающий в его русло. Подтаявший, нижний край снежника висел над водой. Слева, у верхнего края, была небольшая скальная стенка. Этот островок не растаявшего снега легче было пройти, чем обходить, и я смело ступил на него, как было много раз. Всё произошло стремительно – доли секунды. Снег оказался плотным, и я поскользнулся, инстинктивно сделав шаг влево, к верхнему краю, который тут же обвалился, увлекая меня левой ногой в глубокую расщелину, образовавшуюся от вытаивания снега около этой стенки. При падении под тяжестью рюкзака меня развернуло и, ударившись головой о камень, я повис вверх ногами, в узкой расщелине лёжа спиной на рюкзаке, при этом почувствовав, как со страшной болью мне вывернуло правую и без того больную ногу. Освободиться от рюкзака и вылезти оттуда, оказалось непросто. Со слезами на глазах от дикой боли в тазобедренном суставе, проглотив целую горсть таблеток анальгина, и зажевав их снегом, я с трудом надел рюкзак и пошёл вперёд тяжело хромая, к виднеющейся кромке скал, растворяющихся в тумане. Мне показалось, что там спуск на другую сторону перевала. Через сотню метров всё же пришёл в себя и остановился. Меня передёрнуло от мысли: “Куда я иду”. Первый шок прошёл. Я понял, что всё кончено, надо спасать жизнь. С трудом, найдя пятачок ровной почвы среди этого хаоса камней, поставил палатку. Пришлось ползком таскать камни, закрепляя оттяжки. Если учесть, что всё это делалось ещё под дождём, то легко представить каково мне пришлось. Тем не менее, укрытие получилось очень прочное. Несмотря на дождь и ветер, в нём было тепло и сухо все дни, что я там находился.

Серьёзность своего положения я понял лишь на следующий день. Дикая боль, появившаяся с наступлением темноты, выбила из головы всё. Я лежал и выл волком. Это был настоящий ад. Лишь утром, когда боль утихла, я обрёл способность трезво мыслить. И тогда озноб прошёл по всему телу. Повеяло холодом надвигающейся смерти. Я понял обречённость своего положения. “В таком состоянии мне отсюда не выбраться. Спасение моё только на Неройке, это однозначно. Но как мне преодолеть обратно этот полукилометровый каньон, а потом ещё около 15 километров по кустам и кочкам по долине Кобылаю. Нога словно парализована. Малейшее движение отзывается дикой болью. Не знаю, что с ней, но если она не подзаживёт, мне будет не выбраться отсюда. Тогда меня ожидает медленная мучительная смерть”. Я сполна ощутил этот ужас, ужас надвигающейся смерти, от осознания полной обречённости своего положения. Я не забуду его никогда. Лишь маленькая искорка надежды ещё давала мне силы противостоять всему этому. То была надежда на то, что нога подзаживёт – надо лишь отлежаться неделю. Я не верил в то, что судьба моя предрешена, напротив, внушал себе, что смогу выбраться отсюда, из этой западни. Смогу достичь Неройки и спастись. А пока для меня поход за водой к ручью, находящемуся от меня в тридцати метрах, был достижением. Полу ползком, на четвереньках, я совершал его каждое утро.

Потянулись унылые монотонные дни ожидания выздоровления. Я отлежал в палатке уже все бока. Дождь лил, не прекращаясь уже третьи сутки. Никогда мне ещё не приходилось находиться в такой изоляции от внешнего мира. Время, казалось, для меня остановилось. Сидя в палатке, затерявшейся на горном плато, окутанном облаками, я даже не знал, где нахожусь. Во все стороны всё та же безжизненная местность, с нагромождением камней, которая через три десятка метров терялась в тумане. Единственным звуком в этом безмолвии был шум ручья, находящегося неподалёку. Тишина сводила с ума. Временами мне казалось, что той цивилизованной жизни, из которой я сюда пришёл, как и всего человечества, не существует. Есть только этот мир, мир безмолвия, что меня сейчас окружает, ограниченный несколькими десятками метров видимость. Вспомнил первую часть маршрута и ужаснулся. Ощущение было таким, словно с тех пор прошёл уже год, хотя прошёл всего месяц с момента выхода на маршрут. Счёт времени я, действительно, потерял. Часы у меня отказали, видимо, при ударе о камень. Ход времени теперь я мерил наступлением темноты и рассветом. С приходом ночи, всегда появлялись мучительные боли, которые не давали уснуть до утра. Сухих продуктов, готовых к употреблению, было на неделю. Исходя из этого, было решено пойти на Неройку через шесть дней. Но до этого дня надо было ещё дожить. Атмосфера безмолвия, одиночества, изоляции от внешнего мира и непогода окончательно добивали меня. Чувства безысходности, медленное прощание с жизнью, слёзы, состояние близкое к панике, сменялись надеждой на спасение, что мне удастся выбраться, что у меня есть шансы. И тогда, сосредоточившись, я перебирал варианты спасения.

Выстоять, побороть самого себя, оказалось гораздо труднее, чем я ожидал. Мне стало казаться, что всего происходящего со мной не существует в действительности, что всё это кошмарный сон. Вот- вот я проснусь, и окажусь в другой жизни – дома. Мне стали сниться необыкновенно яркие реальные сны. Проснувшись, я подолгу не мог придти в себя, и плакал оттого, что это было всего лишь сном. Обычно, это были сны, где я уже спасся и находился в нормальной повседневной жизни. Однажды во сне, понял даже, что это сон стал кусать и щипать себе руки, чтобы проснуться. Всё это напоминало начальную стадию помешательства. Мне никогда не забыть тот монотонный шум ручья. Я засыпал под него и просыпался, он был со мной весь день, он сводил меня с ума, и невозможно было от него спрятаться, он был всюду. Мне каждый день приходилось внушать себе, что всё это происходит в действительности, и что я выберусь, и буду жить. И всё равно, мысль о том, что это последние дни моей жизни, не выходила у меня из головы, ввергая меня временами в ужас. На четвёртый день, когда разошлись тучи, и выглянуло солнце, я впервые увидел долину реки Кобылаю, и чуть было не впал в отчаяние от того, как далека база Неройка. Но было и нечто положительное. Границы моего мира, заключённые до сих пор в маленькое замкнутое пространство, раздвинулись. Я увидел, как необычайно красиво здесь. А главное – нога всё же пошла на поправку, можно было слегка ступать. Тогда я ещё не знал всю серьёзность своего положения. Не знал, что у меня перелом шейки бедра, что мне предстоит длительное и тяжёлое лечение. Поэтому я строил планы – поживу на Неройке месяц, а когда нога заживёт, уйду на базу Озёрная, а оттуда на Печору. И надо сказать – это было моё счастье. В противном случае мне было бы гораздо тяжелее заставить себя идти, чтобы выжить.

Поначалу план спасения был такой – уйти налегке, оставив полностью весь лагерь. Но здесь судьба уберегла меня от неверного шага. До сих пор не могу понять того, как мне удалось на сломанной ноге, пусть прихрамывая, но всё-таки прогуляться вниз по долине на 500 метров. Ведь у меня не было в руках даже палки, я шёл по камням, полностью ступая на эту ногу. Уму невообразимо – сам не могу понять. Назад, правда, я еле пришёл. Когда увидел, как маленькой, едва заметной точкой осталась вдали палатка, мне стало страшно. Ведь моё жизнеобеспечение там. Без неё мне не прожить. В этот момент я понял, как нелепо и рискованно уходить отсюда, не взяв минимум снаряжения. Мне не преодолеть всё расстояние за один день, и ночлег без палатки в случае непогоды просто погубит меня. Кроме того, я увидел куда забрёл и ужаснулся. Оказывается я проскочил перевал и попал в самые истоки – туда куда действительно никто не ходит. А это значит, мне не на что рассчитывать, кроме как на самого себя. Здесь никто искать не будет. Это тупик. Ещё около полукилометра вперёд, и плато заканчивается отвесной стеной порядка 300 метров, падающей в каровое озеро. Вот, где я нахожусь, оказывается, теперь я увидел перевал на озеро Паток, он не так уж высок, как показалось мне в тумане. Несомненно, этот альпийский массив в истоках Кобылаю необыкновенно красив и интересен. “Но мне сейчас не до красот” – думал я, глядя на него, и всё-таки не мог оторвать взгляд.

Накануне выхода вновь испортилась погода, и у меня упало настроение. Была опасность, быть прикованным к этому месту ещё на неделю. Но в этот раз, на моё счастье, затяжного ненастья не последовало. И на следующее утро, сняв лагерь, взяв с собой палатку, спальный мешок, топор, котелок, и продуктов на три дня, я двинулся в путь. Остальной груз оставил, накрыв полиэтиленом.

река Пайтовис

С тревогой и радостью я делал эти первые шаги к своему спасению. Пройдя немногим более полукилометра, я почувствовал, как нога опять отказывает, тем не менее, прошёл по камням, ни разу не оступившись. Впереди меня ждал спуск, о котором я даже не догадывался. В данной ситуации, он представлял собой ужасное зрелище: Крутой, местами скалистый склон, поросший кустарником и усеянный камнями, прячущимися в высокой траве, встал на моём пути непреодолимым препятствием. Но выхода не было. Внизу раскинулась ровная поляна с текущим по ней ручьём, с зарослями кустарника по берегам и лиственничным редколесьем. Ручей этот вытекал из огромного каньона, спускающегося с горы, склон которой был рассечённым надвое, словно разрублен. Два живописнейших водопада низвергалось в этом каньоне. Такого я ещё не видел. Высота их была около 15 метров. Мне не суждено было заснять их. Вначале я не увидел их из-за тумана, а сейчас не было фотоаппарата. Он был оставлен, как и все остальные вещи, на плато.

Невообразимо, как я с отказавшей ногой, полу ползком, цепляясь за кусты и камни, корчась от боли, смог спуститься? Ведь тут даже здоровому человеку это непросто сделать. Спуск отнял последние силы, но для меня это была большая победа. Главное препятствие было преодолено. Далось это дорогой ценой. Внизу я почувствовал, что на ногу не могу больше опереться. Малейшее движение вновь стало причинять боль. Дополз до кустов и вырубил две рогатины. На этих костылях я и пошёл дальше. Это был мучительный путь. По кустам, траве, кочкам – на одной ноге. Неожиданно появившаяся боль не отпускала ни на минуту. Теперь даже отдыхая, я не мог найти позу, в которой бы она стихла. Подняться, встать с земли после каждого очередного отдыха для меня стало проблемой. Десятками метров я мерил пройденное расстояние, ожидая каждый раз, что вот- вот упаду и не смогу больше встать. Силы покидали меня. Я уже сам не понимал, почему всё ещё иду? Чувства притупились до такой степени, что не обращал уже внимания ни на что. Перейдя с трудом через полупересохшийся ручей, представлявший собой нагромождение камней, обессилившим я повалился на траву. Через некоторое время что-то заставило меня оглянуться. Два медведя перебирались через ручей вслед за мной, приближаясь ко мне. Они уже были на середине ручья, и им оставалось до меня каких-нибудь пятнадцать метров. Огромная медведица, встретив мой взгляд, сразу же кинулась бежать. Годовалый медвежонок – пестун, встав на задние лапы, ещё с полминуты разглядывал меня, и лишь потом дал стрекача. Растерявшись от неожиданности, я не сразу пришёл в себя, потом же удивился своему спокойствию, с которым я также разглядывал их, как и они меня.

К своему удивлению, мне удалось пройти в тот день в три раза больше, чем ожидал. Но чего мне стоил этот путь! Именно тогда я понял, как серьёзно моё положение. Ощущение того, что моя жизнь заканчивается, вот, что я ощутил сильней обычного. Этот ужас, который не вмещается в сознании, что меня уже больше никогда не будет, – потому что мне не дойти, у меня нет больше сил. Со стоном от непрекращающейся боли, ползая по траве, я с трудом поставил палатку. На большее сил не хватило. Даже набрать воды, хотя она была в трёх метрах. Заполз в палатку и простонал в ней всю ночь. Таков был финал этого дня. Утро же оказалось серым и пасмурным. Мне лучше не стало. Было ясно, что застрял здесь видимо надолго. Но были и положительные изменения в моей жизни. Ведь я преодолел половину пути, значит, смогу, просто должен найти силы на оставшийся путь. Пусть через два-три дня, но всё равно, должен. Кроме всего, смена обстановки также сказывалась благотворно. Здесь не было уже того безжизненного плато. В высокой траве журчал ручей. Раскидистые кусты, обступившие поляну, давали обилие дров для костра и защиты от ветра. Словом, иная атмосфера царила здесь. К удивлению, ближе к полудню боль отступила, самочувствие улучшилось, и я смог разжечь костёр, впервые за столько дней. Выглянуло солнце и стало тепло. Было ясно, что надо уходить отсюда, уходить пока не поздно, ибо это последний шанс.

Если сравнить, какой день легче, первый или второй, то, пожалуй, первый тяжелее психологически. Ведь тогда спасение ещё было так далеко, а здесь я уже был близок к цели. Физически же мне было одинаково тяжело, и я шёл, стиснув зубы от непрекращающейся, ноющей боли. День выдался жаркий. Первые метры вымотали быстро. Стоило мне пройти полста метров, как я обессиленный опустился на траву, не желая больше подниматься. Сказалась бессонная ночь. В этот раз не только боль, но и холод доканывали меня, делая её бесконечной. А с первыми лучами солнца не дала спать жара. Поэтому неудивительно, что встал я утром весь разбитый, с головной болью. Но, напрягая силы и волю, я не собирался сдаваться. И результат последовал. Постепенно, после каждой передышки, стал проходить всё больше расстояние, и не заметил, как закончился лес, и тропа вывела меня на плато. Это было трудно – идти всё время в гору. Но радость близкой победы, ощущение счастья, что борьба за жизнь завершается в мою пользу, подхлестнули меня. И вот он уже предо мной – остров цивилизации, моё спасение – посёлок Неройка. Столько дней мечтал я о нём, впадая в отчаяние, осознавая и видя, как он далёк. И вот, стоя уже на плато, я любовался теперь им сверху, не в силах оторвать глаз. До чего же красив он, этот посёлок, уютно раскинувшийся в долине реки Щекурьи, зажатой со всех сторон горами. Недоступный недавно, он сейчас совсем рядом, осталось только спуститься... Я смотрел на него, затаив дыхание, не веря своим глазам, словно это был сон. И всё-таки, происходящее со мной было реальностью. До последнего момента я хоть и не знал, но верил, что выберусь. Чувства переполняли меня в момент, когда угроза смерти миновала, и я был спасён. Возвращение в людской мир после пережитого напоминало второе рождение. Мне, действительно, было трудно поверить в это. Тем не менее, это было так. Слёзы счастья подступали к горлу...

Сейчас, когда я пишу эти строки, за окнами снег. Уже успела срастись сломанная нога. До лета ещё далеко, но я тоскую о тех горах, где был и очень часто вспоминаю тот день. День, так изменивший мою жизнь, так много стоивший мне. Если бы не тот коварный снежник, всё было бы по-другому. Конечно же, я дошёл бы до Щугора. Вполне вероятно, завершил бы маршрут. Обидно конечно. Ведь оставался последний перевал, за которым меня ждал путь по ровной лесной тропе. Неизвестно как было бы дальше, но очередные препятствия, я думаю, не представляли бы столь серьёзную опасность. Так как рюкзак к этому времени у меня бы уже полегчал, а погода исправилась.

Конечно же, случившиеся, отнюдь не случайность. Этому способствовали несколько факторов: больная нога, физическая усталость, непогода, большой вес рюкзака. Не будь хоть одного из них, пусть даже этого злополучного снежника и всё уже было бы по- другому. Но как понять тот счастливый факт, что это произошло именно у базы Неройка? Ведь случись подобное в первой части маршрута, где до ближнего жилья сотни километров безлюдья, в отличие от Приполярного Урала, страшно представить, что было бы. Я просто не смог бы выбраться.

Волей счастливых обстоятельств, всё завершилось лучше, чем я того ожидал. Правда, боли не покидали меня до последней минуты, пока не лёг на больничную койку. Там, на Неройке они основательно доконали меня. Но самое страшное было позади, я был теперь среди людей. Судьба, видимо, оказалась ко мне благосклонна. Всё произошло стремительно. В Печоре получили мою телеграмму о помощи и выслали вертолёт. Меня, потерявшего уже всякую надежду на помощь из Печоры, самым настоящим образом сняли с борта МИ-8 направляющегося в Берёзово, уже в 15 километров от Неройки. Можно представить мою радость от такого поворота событий. Вид родного города с воздуха меня просто очаровал. Я почувствовал, как соскучился по нему. Сколько дней там, в горах, я думал о нём, мечтал об этом моменте. И вот он предо мной, я подлетаю к нему. До чего же красив он, поднявшийся над безбрежным морем тайги своими аккуратными корпусами и разбегающимися прямыми улицами, утопающими в зелени. Мне показалось тогда, что прошла вечность с момента расставания, хотя в действительности всего лишь чуть больше месяца. У меня в тот момент было ощущение встречи с чем-то новым незнакомым. И неудивительно. Я ведь действительно отвык от того мира, из которого пришёл в эти горы. И потому увидел, как красив он - этот город, где мы живём большую часть своей жизни и не замечаем всего этого. Ведь всё постигается в сравнении.

Я не знаю ещё, смогу ли я ходить в сложные маршруты. А что касается этого, можно быть уверенным, он удался, несмотря на случившееся. Ведь я не остался там, так же как и не сдался, не сошёл с маршрута. Я шёл до последнего. И выбрался, из казавшейся безвыходной ситуации самостоятельно, без посторонней помощи. Всё для спасения я сделал своими руками. Поэтому, думаю, имею право считать маршрут проёденным. Хотя бы из-за того, что выбраться из случившейся ситуации оказалось гораздо труднее, чем пройти весь маршрут. Не думаю, что кто-то сможет повторить мой маршрут в ближайшем будущем. Хотя мне хотелось бы, что это сделал кто-нибудь. Ведь там столько нового и интересного. А пока я один во всём этом. Туризмом занимаются многие, но в такой маршрут вряд ли кто рискнёт идти. Слишком далеко всё это от простого туризма. Чтобы суметь осуществить подобное, надо жить этим. Во всём этом часть моей души, моей жизни, помогающей мне осуществлять это. И этот переход от Полярного Урала до Вишеры, всего лишь маленькая частица той жизненной программы, той миссии, от которой мне никуда не деться. Если смотреть на это сквозь призму спортивных достижений, то непременно потерпишь поражение. У каждого из нас своё предназначение в этой жизни, свой путь. Моё же предназначение донести до людей эту красоту, и думаю, оно мне удастся. У меня есть ещё время, я пройду, этот маршрут до конца и буду на Вишере. Но в первую очередь я обязательно посещу то место, где находился в заточении целую неделю. Это потрясающе суровый, редкой красоты мир, который теперь в моей душе на всю оставшуюся жизнь. С его каньонами, водопадами, озёрами и ледниками. Там, в этой первозданной красоте осталась часть моей души, которая опять зовёт меня туда. И я знаю, что вернусь туда вновь, на это место. Мне теперь не жить без этого.

Да, именно! Я вернусь туда непременно!

15 декабря 1994г. – 10 марта 1995г.