Читайте на Mountain.RU Cтатьи Дениса Урубко: Какие Танцы?! Мои тренировки Интервью для Mountain.RU На Туюк-су... снег Крутой лед Ледовый тренажер Казахстанцы в Каракоруме Отрывки из дневника экспедиции на Лхоцзе. 2001 год Бескислородное восхождение на Эверест "И уют ночной свечи зимней Ала-Арчи…" Зимний траверс Амангельды - М.Маметовой Казахстанские сюжеты. Итоги 2000 года Скоростное восхождение на пик И.Амангельды посвященное памяти Анатолия Букреева Спор t° Сборы на Туюк-Су Скоростной забег на Хан-Тенгри Хан-Тенгри-2000. Хроника Фестиваля Восхождение и скорость Одиннацать дней и пять с половиной часов… Казахстанский альпинизм сегодня - глазами оптимиста Резюме

Автор: Денис Урубко, г.Алматы

Спор t°

Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4

На следующее утро, когда жаркий золотой баран, которого Барс с Чуком никак не могли попробовать на зуб, вскарабкался по своему голубому пастбищу до высоты ангарной крыши, один из людей отобрал у собак свою уже наполовину изжеванную Барсом шерстяную повязку, натянул ее на уши, запустил в пса небольшим обломком Тянь-Шаня, и зашагал к переправе через речку.

Это случилось сразу же после завтрака, когда только что съеденные двести пятьдесят граммов перловой каши еще не успокоились в желудке, и продолжают хитро подмигивать языку, просясь на свободу. Собаки, решившие спокойно подумать о том, кого из хозяев съесть первым, и не обидится ли при этом его приятель, обойденный почетным вниманием, были настолько озадачены, что немедленно отложили все мировые проблемы в сторону, встали, и засеменили следом за ним. К их большому удивлению, человек топиться не стал, а перелез по ледяному мосту реку, и довольно озорно поскакал к лесу.

- Я же тебе говорил, что он ненормальный, - задумчиво произнес Барс, - что он слегка свихнутый. Кто в трезвом уме пойдет вешаться на другой берег реки, когда и на этом берегу деревьев хватает?
- Но почему он не стал топиться? - спроси Чук с таким видом, словно ему нанесли страшное оскорбление.
- Ничего не понимаю. И стараясь не отставать от сумасшедшего хозяина, псы побежали дальше... Алексей старательно выскреб ложкой остатки каши из сковороды, и горестно вздохнул. Горестно потому, что каши в сковородке больше не оставалось. Утро началось нынче просто замечательно, однако эта горестная точка, которую Леха предвидел, еще когда только садился за стол для принятия необходимого количества калорий, была, как всегда , овеяна легкой грустью. Денис за завтраком оставил свою половину каши почти нетронутой, и Леха с нескрываемой заботой о друге взял на себя его тяжелую долю. И теперь Алексей меланхолично размышлял, стоит ли проигранная бутылка вина (еще даже не проигранная) лишней банки каши за завтраком в Баянколе.

Здесь, дорогой читатель, мы можем ясно видеть, как девальвируются в нашем непостоянном мире одни ценности, и как некий продукт мясоконсервного комбината приобретает известную значимость в определенных условиях. Леха довольно мурлыкнул себе под нос, вынес свой желудок из палатки на теплое солнышко, и с края речного обрыва увидел бегущего к лесу на той стороне реки Дениса. За ним крохотными желтыми комочками катились собаки. - Беги, беги, спаниель несчастный, - пробормотал Леха, и нисколько больше не интересуясь этим, пошел к машине, включил на полную громкость радио, уселся на солнцепеке и окутался волшебным дымом сигареты... Люди начали ходить в горы тысячи лет назад. Правда, делали они это скорее по необходимости, чем от переизбытка желания. Но факт остается фактом, - человечество начало преодолевать горные преграды задолго до того, как я и вы появились на свет. Воинственный Карфаген отправил Ганнибала с табуном боевых слонов через Альпы брать на щит Римскую республику. Слоны, протоптавшие среди горных гигантов караванную тропу для орды карфагенских завоевателей, так же легко топтали и римские легионы, - и Рим пал. Эти слоны вознесли на своих бивнях Ганнибала в историю.

Древние Китайцы, раскинув умишком, стегнули своих верблюдов и повели их на запад. Так Тутовый шелкопряд основал мощную торговую артерию - Великий Шелковый Путь, прыгающий по загривкам Гималаев фривольнее пустынной гюрзы. Некоторые его перевалы достигали пятикилометровой высоты над уровнем моря. Правда древние китайцы об этом не догадывались, и лишь поплевывали со спин своих груженых шелком и самоцветами верблюдов на окружавшую их Азию. Не отставала и Америка. А как она может отставать? Вот, к примеру, паре-тройке инкских жрецов показалось недостаточным количество работающих вулканов на душу населения. Эдак откинул среди ночи главный жрец одеяло, дабы сходить по маленькой, да в темноте не разглядел, с кем же он сегодня делит свое почтенное ложе. И назвал ее как-то по другому. Что тут началось!..

Ну да вы знаете. Чай, не маленькие. После тяжелых и упорных боев между поборниками различных нравственных идеалов, и истребления ими неимоверного количества своих противников, собрались наиглавнейшие жрецы Инкской империи на самый важный свой конклав, и вынесли решение об усиленной иллюминации подвластных им пределов. Сказано - сделано. Чтобы Верховный жрец не перепутал опять кого-нибудь, сказав вместо "Черноокая пиранья" - "Краснокожая лама", сотня-другая воинов нарубила в ближайшем лесу дровишек, и запалила на вершине Орисабы костер. И наступила в Инкской империи тишь да гладь. И по утрам никто никого не попрекал супружеской неверностью. Жаль только, что потом в Америку с туристским визитом из Европы прибыл Писсаро, и костры на псевдовулканах погасли. Очевидно, индейцы в военное время пренебрегали приличиями.

Но факт сохранился. Инки подложили будущим альпинистам Америки огромную свинью, - большая часть андийских гигантов была покорена ими. А потом началась настоящая кутерьма. На Камчатке в тысяча девятьсот семьдесят девятом году Даниил Гаусс с сотоварищами показал всему миру русско-немецкий язык с высоты Ключевского вулкана, с четырех тысяч семисот пятидесяти метров. Правда мир, гордо отвернувшись, сделал вид, что ничего не заметил, и восторженно аплодировал Огюсту Соссюру, который в тысяча семьсот восемьдесят втором году на вершине Альп Монблане вместе с проводниками Бальма и Паккаром родил альпинизм, очень беспокойного и амбициозного ребенка. Путешествовать по горам стало модно. Даже респектабельно. Человечество выросло и жадно ринулось за знаниями. Тогда альпинизм был даже не спортом, - он был увлечением, занятием любителей.

Его могли позволить себе лишь люди не сильно обремененные любовью, бедностью и войной. Приехать в горы, полюбоваться на прекрасную природу, совершить с другом красивое восхождение на сложную вершину, а затем спуститься вниз, и вновь брать от жизни все самое лучшее, - что может быть более восхитительным? Но... альпинизм, это как наркотик, которому подвластны не только избранные. Началась эра СПОРТА. Альпинистский мир стал предъявлять людям более жесткие требования. Чтобы честолюбивого человека заметили не менее честолюбивые собратья, ему надо было быть не хуже их. Нынче нужна дьявольская выносливость, филигранное отточенное мастерство и техника. То есть, заниматься и тренироваться постоянно. А значит... значит, становись профессионалом. Или никуда высоко не стремись, а ходи в горы только "для себя" - так, как ты того хочешь.

Денис посмотрел на часы, засек время, и завопив нечто нечленораздельное, очертя голову ринулся вверх по склону от дороги. Было без пятнадцати одиннадцать. Утро в этот день выдалось как по заказу бюро "Услуги населению". Вкратце опишем вам сцену, на которой будут развиваться события. Действующие лица: Ерванд Ильинский - Шеф, незримый покровитель дистанции забега. Солдаты - они же спортсмены, они же сторожа, они же голодные. Собаки - просто собаки. На сцене обстановка, - гора Кескен-Тас, склоны горы Кескен- Тас, подножие горы Кескен-Тас. Синее небо, желтое солнце, желтая трава, и желтые скалы (скалы местами серые), зеленые ели, деревья без листвы, кое-где - белый снег. Зрителю должно быть ясно время действия, - ранняя весна (либо поздняя осень). На переднем плане - территория альпбазы, где в продолжении всей восьмой картины курит солдат. Время от времени он отпускает ничего не значащие замечания типа: "Жарко!", "Коньячку бы!", "Почему я не... (различные варианты)", а так же нецензурную брань. В глубине сцены перевал Кескен-Тас. Действие второе, картина восьмая.

Сначала, тщетно пытаясь вспомнить, какой же сегодня день недели, Денис бодрой поступью ломился по ольховнику. Снег в нем еще лежал по щиколотку, надеясь, очевидно, что это потепление, - явление временное, и мать-зима просто решила устроить ловушку начавшей расслабляться природе. Поэтому он коварно старался скрыть от нахального человека ловушки-ямы, и то и дело запрыгивал ему в ботинки, где мог всласть потаять и промочить ноги вторженца. Уже через сотню метров пути по кустарникам и валежнику на лице нашего рвущегося к победе армейца появились багряные свидетельства его более чем нежелательных контактов с ветвями и сучьями. Затем жертва своего непомерного тщеславия продемонстрировал класс на крупно-глыбовой осыпи, тянувшейся по дну распадка метров двести. Очевидно, когда-то здесь от старости рухнула солидного размера скала.

Кустарник и колючки уже начали свое неспешное, но неумолимое наступление на эту каменную реку, однако до полной победы им было еще очень далеко. Растения теснились по краям осыпи, опутывали ее непроходимыми переплетениями ветвей, но сама она являла собою довольно удобную беспорядочную лестницу, по которой Денис, резво уйдя в отрыв от бежавших за ним, проклинавших все на свете Чука и Барса, доскакал почти до начала ровного травянистого лога, выводящего на перевал. Еще пятьдесят метров по лесным зарослям, и он вырвался на простор. Наверное, только узники подземелий, выходя после нескольких лет тюремного заключения на свободу, испытывают ощущения, сравнимые с чувством, которое захлестнуло нашего военнослужащего, когда он, набив об ольховую корягу очередную шишку, в клочья изодрав рукав куртки, провожаемый злорадным шелестом леса, выбрался на его опушку. В бездонно черном небе пылало солнце, и пробуждавшаяся земля прела под его лучами.

Царило безмолвие, легкая прозрачная тишь, неспешным течением омывающая скалы и время, застывшее в этом полуденном весеннем покое. "Какой же сегодня день недели? - вертелась в Денисовой голове надоедливая мысль. - Нет, в самом деле, какой? Если не вспомню, то так и буду до самого перевала мучаться. Явно не воскресенье, нормальные люди в воскресенье отдыхают. Хотя... Ты же ненормальный, придурок!" Ему стало жарко от бега. Разбрызгивая пот, Денис, остановившись на минуту, стянул куртку и кинул ее прямо там на склоне. Снять свитер он пока не решился, а только засучил рукава, и ринулся дальше вверх. Через пять минут, когда Денис уже скрылся за перегибом склона, к оставленной им ветровке подошли Чук и Барс. Слегка отдышавшись и понюхав куртку, Барс сказал:
- О, гляди, он из шкуры своей выпрыгнул. Чук пожевал сухую травинку, оценивающе покосился на куртку, и выдвинул свою версию:
- А может у него гон начался, и с линькой совпал. Может он самку себе ищет?
- Да? - Барс от удивления едва не прикусил себе язык. - И что теперь?
- Не знаю, - зевнул Чук. - Побежали посмотрим. Со следа, главное, не сбиться.

И построившись в затылок друг-другу, собаки пошли по хозяйским следам... Паривший в струях воздуха, ласкаемый солнышком, гревшим каждое его перо, огромный беркут пристально наблюдал с двухсотметровой высоты за проплывавшей под ним панорамой. На широком травянистом склоне возле своих нор шевелились сурки, но несколько их бдительных сторожей зорко следили за витавшей в небе смертью. Поэтому беркут не торопился спускаться на охоту. Отловить кого-либо из сурочьего племени было делом довольно непростым, а беркут для этого был недостаточно голоден. Только вчера вечером он убил зазевавшегося улара на скальной гряде ниже по ущелью, и сейчас не имел большой охоты тягаться в хитрости с проворными грызунами. Возле лесных зарослей беркуту была видна фигура человека с палкой в руках, бредущая к перевалу, а еще дальше по его следам крались, почти сливаясь с сухим травянистым покровом, два непонятных пегих волка.

В такое время года волки почти наверняка были очень голодны, и то, что они решились выслеживать человека, указывало на их неутолимую жажду крови. И беркут, решив, что сегодня все-таки будет чем поживиться, плавно пошел на снижение. Не дойдя до перевала метров шестисот, Денис, посылая проклятия склонившемуся над ним небосклону, инеможденно остановился. Вместо ругани из его рта вылетали звуки, которые напомнили бы вам скорее бред взбесившегося граммофона, крывшего матом толе фирму грамзаписи, толи слушателей. Наконец, иссякнув, он затих. Подняв взгляд к гребню перевала, непостижимо далеко режущего синеву неба, Денис только глухо сопел, да изредка в его груди что-то обреченно булькало и всхлипывало. Была какая-то нелепость во всем происходящем. Вдоволь навсхлипывавшись и насопевшись, Денис стянул с себя свитер. - Успокойся, придурок! - заорал он. - Разнылся здесь как баба! Поплачь еще! Тьфу! Смотреть противно. Судя по тому, что Денис был здесь одинок, мы можем судить, что эти проникновенные слова он обращал к самому себе.

"Так! Ладно. Сколько осталось? Метров шестьсот-семьсот, - думал Денис. - Это же только полтора круга по стадиону." "Ага, полтора круга, - ответил ему кто-то изнутри, - тебе легко говорить. В гору-то... в гору!.." "Ерунда, - отмахнулся Денис. - Шестьсот... всего шестьсот метров. Ну же..." Со скрипом тягуче шевельнулась правая нога... Нет, не пойдет. Крохотная задержка, - нога застыла словно в раздумии. Вперед, или назад? Денис улыбнулся. Господи, как интересно наблюдать за своим телом! Что-то теперь будет? Наконец нога оперлась на склон, а тело мягко качнулось вперед. Это шаг. Получилось! Потом пошла вперед левая нога. Оп-па! - второй шаг. Оставшиеся метры превратились в Голгофу. Ни мне, ни Вам, уважаемый читатель не суждено такой борьбы со своим непослушным телом. К чему все это? Во имя чего? Давайте же лучше проклянем свои амбиции, пошлем к черту такой спорт, который дарит человеку не радость, а презренную пытку, и будем получать от жизни одно счастье покоя и согласия с самим собой.

А этот... Шаг, другой, третий... Зачем? Неужели только ради пресловутой бутылки вина? Вот он, полюбуйтесь! Он уже на гребне перевала, измученный, мокрый от пота. Но на посеревшем лице блуждает счастливая улыбка. Такое впечатление, что он, по крайней мере, завтра демобилизуется, или выиграл в лотерею эротический круиз на теплоходе вокруг Европы. Двадцать восемь минут, пятнадцать секунд. Проклятое отродье милитаризма возложило на алтарь Марса-Ареса-Юпитера-Зевса-Перуна взлелеянную жертву. Алчная улыбка на устах этого обитателя казарменных коек и полевых лагерей, - пожирателя перловой каши - возвестила миру о том, что страстно жаждуемый им сосуд зеленого змия оказался не упущенным.

Мир танцевал рок-н-ролл. Счастливое солнце металось над хлопавшими в зеленые ладоши елями. Горы тянули друг к дружке веселые руки и подмигивали победителю тяжелыми каменными веками. Ветры сталкиваясь дробились на кутерьму вихрей и струй, беспорядочно трепали Дениса по плечам, до слез резали глаза, и шурудили волосы. По его горным владениям, по всем отрогам вершин каскадами пенных струй искрилось шампанское. Хрустальные кубики льда, нагроможденные до самого неба, словно ждали, когда их опустят на дно запотевших бокалов. В глубоких ущельях пенясь и пузырясь победно ревели потоки спирта, пива, Графини Помпадур, Пшеничной, Таласа, Наполеона и тормозной жидкости. Не изведанный доселе вкус и запах готовой к розливу природы кружил бесшабашную солдатскую голову. В се это принадлежало ему, и казалось, ждало лишь мановения руки, чтобы сервировать его скучную и серую жизнь. Двадцать восемь минут и пятнадцать секунд.

Денис устало плюхнулся на сухую траву. Теперь, когда дело было завершено, когда все осталось позади, он вновь оказался в умиротворяющем душу покое, - в полном согласии с самим собой. Теперь все, что он выдержал и стерпел уже не казалось ему нелепостью. Пустые вопросы "зачем", "во имя чего" и "для кого все" уже не заставляли солдатское сердце стыдиться непонятных порывов тщеславия. Все обрело законченный и логичный смысл, - хорошо то, что хорошо кончается, - и эти вопросы как-то отпали сами собой, растворились в высоком хрустальном небе. Усталый взгляд на минуту задержался на дне Баянкольского ущелья, там, где располагался альплагерь, невидимый отсюда из-за отрогов Кескен-Таса. На всякий случай, если бы Леха наблюдал за ним, Денис помахал рукой, и гаркнул изо всех сил. Огромный беркут, сужавший до этого круги над его головой, испуганно шарахнулся прочь, и ринулся ,набирая скорость, вниз по склону, провожаемый веселым взглядом солдата...

Встав на ноги, Денис, хрустнув суставами, упоенно потянулся, и продемонстрировал зевком тридцать два давно не чищеных зуба. С сожалением захлопнув пасть, он зябко поежился на прохладном ветерке, перехлестывавшем гребень перевала, и подняв с земли свой посох, шагнул вниз. Через минуту лишь помятые стебли травы напоминали о том, что здесь только что с праздным любопытством взирал на мир далеко не лучший представитель человечества...
- Ну что? Долго ты там еще? - спросил Чук своего друга.
- Норы никогда не видел?
- Уймись, - зло рыкнул Барс.
- Если б не ты, я бы его наверняка поймал.
- Ага! Как же! Да сурки нас учуяли метров за сто! - Чук насмешливо осклабился. - Слышал, небось, как они пересвистывались. Барс обиженно поводил носом, и сказал:
- Чем за сумасбродным хозяином по горам шляться, лучше бы пожрать кого-нибудь словили.Я бы, кажется, год жизни отдал бы за то, чтобы один раз нормально наесться... Внезапно со стороны перевала до них бурлящей волной налетел исступленный вопль. Жестоко рубанув по слуху, он моментально достиг своего крещендо и так же резко оборвался. На миг Чуку показалось, что трава вокруг полегла под его напором, и уши тоже прижало к затылку, а Барс испуганно присел на задние лапы. Казалось, даже ветер стих. Только Барс часто и громко дышал, да в ушах у Чука стоял слабый перезвон.
- Мама! - обрел, наконец, дар речи Барс, - что это было?!
- Что бы это ни было, похоже что одному из хозяев крышка, - прошептал Чук.
- А это значит, что мы разбогатели на две банки перловой каши в день.
- Побежали отсюда. Весной во время гона все свирепеют.
- Но,.. нужно же посмотреть, что там случилось! Барс покосился в сторону перевала.
- Ладно...По-быстрому. Туда и назад, о'кей? И старательно укрываясь в траве, они помчались на перевал. Через пару сотен метров им повстречался живой и невредимый человек, который шел, напевая нечто героическое, и прямо-таки лучился от самодовольства. Время от времени хозяин восторженно взмахивал руками, и весело грозил кому-то кулаком. Чему он радовался собаки так и не поняли, но увидев их, хозяин внезапно остановился. Он изменился в лице, судорожно дернулся, и... во все лопатки рванул прочь, к невысокой скале, торчавшей неподалеку из травы. Заинтересованные Чук с Барсом, решив, что хозяин придумал какую-то новую игру, кинулись его догонять, и настигли на полпути к скале. Здесь человек внезапно упал в траву, и со странными воплями начал тискать своих собак в объятиях.
- Собачки мои,.. собачки, - пролепетал он только. - Господи! Слава Богу!.. А мне показалось, - волки... Все, думал... Кранты!..