Автор: Всеволод Колюбакин, г.Санкт-Петербург

Душевность, попытка анализа

...Ночевка представляла собой крутую морену с расположенными на них площадками. В Домбае, куда я попал тремя годами позже, ночевки на порядок гостеприимнее назывались "собачьими". Здесь они не носили никакого специального названия - "3900" и "3900". Ленивые (а точнее экономные) альпинисты соорудили площадки минимально допустимого размера. Зато их было много. Напротив возвышался Дых. С другой стороны моренный гребешок метров в 15 закрывал всю панораму. И поразила нас не величественность окружающих гор, не обвалы, которые с частотой сестрорецких электричек в застойное время валились с Дых-Тау, а стул. Обычный железный стул, каких полно в любой институтской аудитории. Об их ножки, слегка выступающие над спинкой, еще очень удобно открывать пиво. Кто-то из альпинистов (кто сказал, что они ленивые?) затащил этот стул на "3900". Наверное, чтобы сидеть было удобнее. Не знаю. Судьба у стула была тяжелая, и по истечении времени он лишился своего седалища, осталась одна спинка. И чего это я, спрашивается все о стуле? А того, что дунул ветер и стул улетел. Повторяю: не укатился, не упал, а улетел. И скрылся не за перегибом склона, а в облаках, которые начинали наполнять долину. Это было нечто. Потом было много всего интересного: две ночи сидели по углам нашего "лотоса", глядя как отваливаются крючки; попытка выхода, когда было ощущение, что в легкие забивают кол и т.д. и т.п. Короче, все то, что может рассказать любой человек, пару раз в жизни поднимавшийся выше четырёх тысяч. Но когда я вспоминаю о своей первой поездке в Безенги, то первое, что всплывает в памяти - улетающий - я бы даже сказал, парящий - железный стул. А вы говорите, душевность...