Прочитал о конкурсе на лучший рассказ обо всём, что связано с Безенгами. Никогда не думал, что придётся участвовать в подобном. Но и не участвовать нельзя. Уж очень большой и значимый для меня жизненный пласт завязан на эти балкарские земли и кавказских людей. Когда я говорю земли, то имею в виду, конечно же, горы. Горы изменили всю мою жизнь, мой характер, взгляды и поведение. Да, что там мою, нашу жизнь – всех тех, кто, однажды побывав на вершине и вдохнув в лёгкие свежий горный воздух, навсегда остался верен им. И себе, своему выбору тоже...

Ностальгия по Безенги. Часть II Ностальгия по Безенги. Часть III

Автор: Вадим Алферов, г. Воронеж

Лёне Толстому посвящаю я эти воспоминания.

НОСТАЛЬГИЯ ПО БЕЗЕНГИ
ИЛИ ВОСПОМИНАНИЯ МИНУВШИХ ДНЕЙ

Часть I. Урок на всю жизнь.

Так с чего же начать? С приятного или не очень? И то, и другое – это часть жизни. Наверное, с неудачи, поскольку чаще всего неудача злит, в хорошем понимании это слова. Если, конечно, есть характер. Или ломает. Это тоже бывает. Когда характера нет. И всё же, думаю, что было бы не правильно ни то, ни другое. А начну я с уроков, которые мне дали люди этого чудного кавказского уголка, безенгийские инструктора. Людские отношения многолики. В целом всё это и складывается в понятие безенгийское альпинистское братство. Я уверен, что дух безенгийца и безенгийское братство понятия столь же осязаемые, как ветер, воздух, скалы. И из воспоминаний слагается тоже.

… Мы спустились с траверса Джангитау-Шхара (помните, как в анекдоте), изрядно пощипанные, но не побеждённые. То был год особенный и не только потому, что менялось столетие. Стояла устойчивая до безобразия погода. Ледники оголились и пожелтели. Трещины оскалили свои пасти. Ранее безопасные скальные маршруты обрели тень “пробиваемых”. Ночью в хижину на Австрийки вернулись ребята. Один из них с побитой головой в бинтах и каске смахивал на солдата. Досталось бедолаге. Камни идут. Бинты и кровь на старте это хуже, чем пустое ведро в дорогу – к недобру. Но не откладывать же выход. Мы подошли под маршрут ранним утром 13 августа. (Как оказалось, тот день стал трагическим для личного состава подводной лодки “Курск”. Воронеж и Курс территориально рядом. Это Черноземье). Магическое число - не самое приятное для суеверных, в который раз оправдало себя. Ненастье взялось основательно за нас уже на нижних скалах, будь-то, подтрунивая над нами: “Ну, побаловала погодой и хватит”. А потом на длиннющем гребне стихия “доставала” группу, изо дня в день, выбрасывая шалости: то гром содрогал скалы и ветвистые следы молний пронзали воздух, уходя на грузинскую сторону. Ветер и снег я не беру в счёт – дело привычное для этих мест. Да и туман в долгу не остался: потерялось ощущение высоты, а с ней и видимость напарника. Словом, полный джентльменский набор безенгийских заоблачных услуг мы получили бесплатно. Считай – по блату. Но и для мытарств наступает финал.

В бодром настроении мы шли на базу. Ощущение полёта испытываешь не так часто. Сила в крыльях двояка: иногда возносит, и долго-долго можешь парить в свободном полёте, а порою ломает крыло, и выйти из “пике” не удаётся. На морене я встретил растянувшуюся группу ребят. Шли они тяжело. Видимо, перегрузились. Минутная остановка.

Разговорились. Планы обычные – хочется всего, но конец августа – не самое лучшее время для безенгийских высот: осень на пороге. Ребята из Пятигорска. Стоп! Ловлюсь на слове “Пятигорск”. Этот приветливый кавказский городок часто вставал на моём пути в горы. Однако он ассоциируется у меня ещё и с человеком, имя которого … Я осторожно спросил о Валентине Валентиновиче Якубовиче. Кто знает, ведь годы прошли, и всякое может быть. “Да жив, вроде бы здоров и обязательно передадим привет”, - услышал ответ. Мне стало легче. Якубович – не тот, что при бабочке каждую пятницу отпускает шуточки на телеэкране. Наш скромнее. Очки подчёркивали его учёные достижения. Университетская закваска истинного интеллигента и его седина добавляли расположение, а знание района - уважение и авторитет. И весь образ стройного, сухощавого - инструктора, а позже - командира отряда, в любую погоду в серых коротких шортах и тёмной рубашке, встал предо мной.

Воспоминания – они соль жизни нашей. Мы все живём ими. Вдруг добытые из памяти штришки эпизодов освежают нашу жизнь, хочешь – не хочешь, обязательно унося нас в молодость. Вот и сейчас, произнесена фамилия и повеяло прошлым. С его именем связана многое, но, прежде всего, моя первая неудача. Такие штришки альпинистской биографии не забываются. А что же, собственно говоря, случилось?

… Мы нежились на ночёвках “3900”. Сегодня группе надо было выйти на Крумкольский провал. Восхождение на Крумкол по плану - завтра. Идти рано – значит “маяться” на высоте. Хотя акклиматизация лишней не бывает, но, всё же, мы отказались от раннего подъёма. Решили, что выйдем позже. Ходу то, всего ничего. А пока отдых. Конечно, “3900” - не самое тёплое место для “лежбища”, так ведь день выдался на изумление удачным: погода – чудо, солнце – прелесть. Штиль. Горная идиллия. Горючее в достатке. Водичка кипит, и кружка за кружкой уходит внутрь, согревая наши и без того измождённые бездельем и ультрафиолетом телеса. Хочешь чай, а хочешь кофе, да со сгущёночкой! Да ещё и печенья вдоволь: ешь, не хочу, живот полон. Спальники под боком, поролон под ним. Мягко и хорошо. Отлёживаемся, как морские котики. Рюкзаки, практически, собраны. Не жизнь, а малина. С боку на бок поворачиваться лень. Разморило. Словом, кайфовали, нежились и … донежились.

Время пришло впрягаться в рюкзаки. После лежания идти тяжеловато, но темпом движения регулируем своё состояние. Чай и кофе выступили в виде пота. И всё же идём себе размеренным шагом, в “ус не дуем” … и ничего не предвещало ненастье.

Вдруг подул ветер. Посерело мигом. От куда-то натянуло облака. Солнышко потухло, как и не было. Сначала громыхало с юга из-за гребня. Надеялись, что фронт пройдет стороной. Однако раскаты приближались. Вскоре последние надежды покинули нас, и всё обложило вокруг. Обложило капитально. Залп за залпом, перекат за перекатом. Скалы, аж, дребезжат. Молнии сверкают. Про уют давно забыли, полумокрый снег сменился колючими в ветреном порыве иголками. Воздух, изначально насыщенный приятным озоном, обрёл запах тухлятины. В душах зародилось беспокойство. Мы спустились ниже от края скал и рьяно взялись за подготовку площадки под палатку. Стало холодновато, и даже работа с остервенением не очень-то согревала. Да, что там холодновато. Стало хреново, зуб на зуб не всегда попадал. Рублю лёд и не пойму: блики голубые в глазах ... от куда взялись? Галлюцинации, что ли? Крыша поехала? Да нет же, вроде не едет, ибо счёт не забыл. Даже смешновато стало за арифметический тест. Остановился. Смотрю на кончике ледоруба шипящий огонёк. Некое голубое мини-марево. Разряд то накопится, то исчезнет. Во, блин, чудеса! (Впервые столкнулся я с этим явлением). Как только гроза накрыла нас, так мы практически всё железо, как и учили, побросали в мешок, подцепили к верёвке и спустили подальше вниз. Что говорить – струхнули. Да и ершистости у нас, молодых безенгийцев, поубавилось.

С горем пополам памирку установили. Залезли внутрь, натащив с собой снега на триконях. (Тогда ведь о вибраме только слыхом слышали). Все мужики. Хилых не было. Не очень уютно, камни под боком торчат, но главное есть крыша над головой. (Я много раз убеждался в том, что великая это вещь – крыша. Не та, что от современных братков “Вованов” с растопыренными пальцами, а та, что создаёт единение, внутреннюю походную атмосферу, и хоть символически, но скрывает от грозы, фактически защищает от ветра и холода). И от ненастья прикрылись. Уже хорошо. А гроза не унимается. Время от времени палатка озаряется очередной вспышкой молнии и на фоне осветившегося полога палатки на миг проявляются чёрные профили ребят. Тени появились и тут же исчезли, словно космические пришельцы. Долго ещё не можем согреться, о чём-то бубним и не спим.

Я думаю, что и для Вас, уважаемый читатель, горы – не пустой звук. И Вы неоднократно попадали в грозу, испытывая подобное тому, что испытал я. А может быть всё воспринимали ещё острее. Ведь когда-то и для Вас это было впервые. Уверен, что впечатления остались надолго. И Вы знаете, что время – лучший лекарь, и, что всему когда-то приходит конец. Такова диалектика мироустройства.

… Позже раскаты затихли и лишь отголоски доносились до нас. Ветер поубавил свой пыл. Нервишки, изрядно потрепанные небесной канонадой, приходили в порядок. Когда напряжение спало, и наступила нервная разрядка, вступили в действие иные психологические механизмы. Дремота брала своё. Мы лежали на боку “валетом”, прижавшись, друг к другу. Как говорят: “попка к попке”. Так теплее. И места меньше занимаем, ведь на пятерых памирка не очень рассчитана. Кариматов ещё не было, а паралон намок. Бока онемевали и мы, время от времени, поворачивались по команде. Вскоре затихли. Лежали молча долго, пока одного из нас “не прорвало”: на волю захотелось. Не может же мочевой выдержать столь обильную чайно-кофейную инъекцию и длительное воздержание. Тут все оживились. Один залезает, другой пробкой вылетает на свежий воздух. Лишь инструктор, не принимавший участие в нашей дневной “попойке”, придремнул. Вдруг, спросони, он произносит: “баночки для этих случаев носить надо!”, - от которой палатка разразилась смехом. Он смеялся пуще других. Мне, спустя годы, кажется, что “гениальность” фразы филолога Якубовича заключалась в её бессмыслии: никто и никогда в рюкзаке баночку не носил, не носит и носить не собирается. Как и он сам. Только сейчас стало ясно, что все мы мучались одним и тем же – нежеланием разбудить и доставить неудобство уставшим и отчасти измучившимся сотоварищам. Эдакий местный палаточный патриотизм. Кстати, приятный для всех. Сделав процедурное дело, мы заснули. То была нужная шутка после столь долгого душевного напряжения. И скажу более того – после, возможно, предстрессового состояния.

Намучившись, в полудрёме мы дождались утра. Под хруст свежего снега вылезли из прогнувшейся заиндевелой палатки, как куропатки из снежных нор. Б-р-р-р, зябко на “улице”. Мир наполнился белизной и тишиной. Боковые отвесы припудрились. Даже в очках смотреть на горы, не сощурившись, было трудно, хоть мы и находились в тени. Морозец ещё ощущался. А на вершинах уже гуляло солнце. Они искрились огнями. Купала гипнотически манили нас. Среди них выделялась две: близкая – Крумкол, далёкая - Дыхтау. Близкая - наша цель, иди к ней. Гипноз, от которого сложно отказаться. Как-то сразу встал вопрос: идём или не идём, который разделил группу надвое. Мы с Лёней Толстым оказались по одну сторону баррикады. Наши друзья – напарники – по другую. Тогда, сама постановка вопроса казалось мне противоестественной несуразицей. А почему не идти? Да, помёрзли. Так по ходу согреемся и подсушимся. Да, придётся напрягаться. Но отказаться от вершины … как можно? Мы же должны, обязаны … Вот она, рядом! Максимализм брал своё, побеждая разум.

Решающее слово, естественно, оставалось за Якубовичем. Чувствовалось, что он прислушивался к дебатам и колебался, но приговор объявил чётко и безапелляционно: нет, не идём. Слова прозвучали, как вчерашний гром на ясном сегодняшнем небе. Опустились руки. Захотелось присесть. То было моё первое отступление от Горы, или первое наступление Горы. Обида и горечь. Себялюбие ущемлено. Честь горовосходителя посрамлена. Казалось, что на том кончался Белый Свет. Пропади всё пропадом ... Именно так виделось мне тогда происходящее. Будучи преподавателем университета и, в какой-то мере - дипломатом, и чтобы как-то сгладить разброд и шатание в группе, он пообещал нам дать возможность сходить на аналогичный маршрут. Как говориться, посеял надежду, за которую грех было не зацепиться. Хоть это в утешение.

Мы возвратились на своё “лежбище” понурые. Разбросали на камнях сырые шмотки. Чай, кофе … не привлекали нас более. А куда денешься, в те годы и дисциплина была иной, и спортсменов именитых “раздевали”. Инструкторов дисквалифицировали. Не говоря уже о таких разрядниках, как мы.

Минули годы. Остались позади десятки маршрутов. Значительно меньше не пройдено, но среди них крумкольская страничка стала особой. Потом был фанский “Замок”, когда пришлось двум воронежским группам “линять” (по крутым скалам в азиатских галошах), фактически, из-под вершины. Обильный снегопад, не свойственный этому жаркому району и наша тактическая ошибка, стали причиной отступления. Был Эльбрус. И не раз, когда весенняя метель мигом заметала следы, а неоднократные попытки пробиться на вершину заоблачного гиганта никак не завершались успехом. Лишь днями позже прорвало, и всё стало на свои места. Была ещё пара вершин оставшихся не взятыми. И каждая из них оставила свой след, чему-то научила. Но неудача на Крумколе была первой, а потому наиболее запомнившейся. Я до сих пор в раздумье: что больше мы получили тогда? Я благодарен Якубовичу, который обозначил для нас, “юных максималистов”, саму возможность выхода из тупика.

Альпинистские категории не всегда следует оценивать шекспировской дилеммой “быть или не быть”. “Быть” иногда означает нарваться или хуже того – остаться ... Я понял, что отступить - не значит проиграть. Отступить, порою, означает нечто большее, выиграть у самого себя, поборов своё честолюбие, научиться чему-либо. Не даром говорят, что альпинист проходит маршрут трижды. Последнее – переосмысливание пройденного не менее значимо, чем лазание. А можно покорить … и остаться, но об этом ниже. Можно ли вообще покорить вершину? Надо ли всегда её покорять?

Вопросов много. Странно устроен альпинистский мир, чаще всего на простые вопросы не всегда находятся незамысловатые ответы. Порою, за ними стоят философские проблемы, не разрешимые ни сегодняшним, ни последующим поколением. О них забываешь, но вдруг они приходят к тебе и начинают будоражить душу. С годами ответ на один вопрос я все же нашел: что-что, а вершину покорить точно нельзя. Порочная это философия.

Все мы прошли этап молодости, горячести и, отчасти, глупости. Только потом всё встало на свои места. Странно, но Белый Свет на той неудаче не кончился и апокалипсис не наступил. Я получил лишь первый урок. Хороший и на всю жизнь. Именно такими уроками силён Безенги и его инструктора – наши горные учителя. Я им благодарен за это. И, надеюсь, от Вашего лица, уважаемый читатель, прошедшего безенгийскую или иную школу альпинизма, я могу сказать: “Мы благодарны всем инструкторам и за всё. Низкий им поклон”.

Далее >>